Новый Мир ( № 5 2007)

Это плавление, этот сдвиг нравственных критериев зафиксированы в сценографии Ларисы Наголовой. Над местом действия развешаны на разных уровнях голые лампочки без абажуров, светят унылым желтым светом, создавая иллюзию плавящегося потолка, капающего оловом на головы распадающейся семьи. Но лампочки эти еще и конфликтная рифма — воспоминание о былом счастье семьи Коломийцевых, о рождественских надеждах, о времени, когда дети были еще совсем юны. Семья Коломийцевых начала распадаться в момент взросления детей, когда мать и отца уже более ничего не связывало. Былое счастье, даже былые семейные попойки теперь кажутся светлыми пятнами перед лицом сегодняшнего мрака. Лампочки — это единственная веселая, веселящая вещь в доме.

Точно так же, на скрытых рифмах, “работает” в спектакле массивный длинный стол, который периодически помогает создать Кокорину выразительные мизансцены. Стол — это в некотором отношении христианский символ и это символ единения семьи. Мало того, что в последнем акте стол раздвигают, переламывают, — он еще стыдливо пуст, гол. Изобилие, семейное счастье кончились. Голый стол — метафора не только бедности, поражающей Коломийцевых с уходом отца из полиции, но еще и духовного голода, внезапно опрокинувшегося на них.

Вячеслав Кокорин почти всех героев одевает в распахнутые длиннополые пальто-шинели с топорщащимися воротниками. Семья на военном положении, не защищается, а бунтует против себя самой. Но такая шинелька — еще и атрибут революционера в нашем сознании; Кокорин сознательно рифмует мир полицейских чиновников и мир революционеров — миры, готовые растоптать друг друга. Здесь явный знак тождества, означающий состояние мира на военном положении, — либо жандармерия, либо терроризм; приходится выбирать и в любом случае проигрывать — время такое, осадное, шальное. Это два лагеря, которые должны уничтожить друг друга, чтобы дать возможность существовать какой-то иной форме жизни. Кипение страстей достигло таких пределов, что разрешиться может только взаимоуничтожением.