Сама школьная математика никаких особенных чувств у меня не вызывала, давалась легко, да еще, конечно, льстило такое отношение учителя. Я думаю, что многие из тех, кто учился в школе в мое время, согласятся, что школьная математика представляла собой — прошу прощения за не слишком уважительный образ — «связку отмычек»: если выберешь подходящую, задача будет непременно решена. А насколько умело и, главное, быстро ты сумеешь выбрать, это и характеризовало твои способности и определяло твои успехи. Ну и, конечно, надо иметь некоторое пространственное воображение и не надо делать арифметические ошибки.
Понимаю, что обрекаю себя на позор следующими своими высказываниями, но, во-первых, жизнь уже прошла, пора и признаться, во-вторых, меня несколько извиняет то, что представления моего учителя мало чем отличались от моих, и, в-третьих, это — правда.
Андрей Николаевич Колмогоров
[19], у которого мне довелось несколько лет учиться, а потом работать на кафедре, как-то писал:Мой первый школьный учитель в каком-то смысле опровергал это утверждение — он безусловно хорошо преподавал математику, был ею всемерно увлечен, но вряд ли воспринимал ее как живую, развивающуюся науку. Скорее всего, тут дело в понимании слова «математика».
У нас с Бородулей о математике было примерно вот какое представление: математика содержит сколько-то, много, теорем, часть из которых, самые простые и самые необходимые, изучаются в школе; затем следующая часть, более трудные и менее важные, — в институте (университете); и, наконец, самые трудные — в аспирантуре. Соответственно, те, кто окончит институт, могут потом преподавать в школе, а кто аспирантуру— в институте. Ну а ученые? Они пишут книги, так, пожалуй. То есть как