Покойный Андрей Сергеев, помнится, обронил в одном из разговоров мысль, меня поразившую: о том, что механизм перевода классиков сродни по своей природе древнему ритуалу катабасиса — схождения в царство мертвых. Естественно, с последующим восхождением — попыткой вывести на свет душу ушедшего. Андрей Яковлевич был переводчиком великим; он хорошо знал, о чем говорил. Остановимся на прагматической составляющей сказанного. Речь о том, что полноценный поэтический перевод — помимо прочего — невозможен без попытки постичь первопричину, стихи породившую. Дело не столько в бытовом либо эмоциональном «соре», из которого, по слову Ахматовой, растут стихи, скорее — в попытке восстановить культурный и исторический контекст, современный дате написания. В этом смысле классическим примером «попадания в десятку» может служить перевод «Божественной комедии» Лозинского. Переводчик, действительно, подарил нам «русского Данте» — разошедшегося на цитаты, бессчетное количество раз аукающегося в отечественной поэзии. При этом читателю, взявшему в руки том «Божественной комедии», вовсе не обязательно совать нос в комментарии, утруждая себя подробностями флорентийских политических интриг. Гениальный текст существует «как бы» сам по себе: вне времени, его породившего. Однако для того, чтобы этот эффект был достигнут, переводчик
обязанбылпропитаться контекстом Италии времен Данте.Нечто подобное пытается у нас на глазах проделать с великим Уильямом Батлером Йейтсом Григорий Кружков. Кружков — человек в профессиональном сообществе известный и уважаемый. Не только как переводчик — хотя корпус его переводов весьма обширен, — но и как замечательный оригинальный поэт. В свое время, составляя свой итоговый том «Гостья», вышедший в 2005 году в поэтической серии издательства «Время», он выстроил книгу как длящуюся перекличку между собственными стихотворениями и переводами из любимых авторов. Это было приглашение к увлекательной интеллектуальной игре: расслышать эхо единых тем и «вечных» образов в некоем общем пространстве поэзии. Пространстве, для которого не существует ни языковых барьеров, ни разделяющих столетий. Вероятно, это и есть пресловутая «на воздушных путях перекличка».