Новый Мир ( № 6 2010)

Сначала я слышал лишь отцовский голос, но понемножку что-то начало и мерцать — черно-белый неотчетливый Сахновский, старорежимный интеллигент из довоенных фильмов, едва брезжащий черно-белый Киев, где на улицах трамваев больше, чем автомобилей — квадратных эмок или опелей, а грохочущих по булыжнику телег больше, чем трамваев, довоенный Киев, где украинских вывесок и вышитых рубашек не видать, где половина прохожих обряжены во что-то потрепанно-полувоенное — пальто сочетается с сапогами, двубортный костюм с галифе, а фуражка без кокарды и вообще превратилась в атрибут совслужевской благонамеренности. Мне даже удалось в двух местах разглядеть бессмысленную вывеску “СОРАБКОП”, но отцовский голос не позволял задерживаться на пустяках. Особенно захватывали в этом стремительно ожившем голосе неслыханные нотки тюремной романтики… Папа с такой саркастической усмешкой выслушивал наши захлебывающиеся россказни об отсидевших кумирах степногорского Эдема — а вот, оказывается, и в нем не молчала разбойничья кровь... В усмиренной советской жизни место подвигу оставалось лишь в местах заключения, но мне-то казалось, что папе храбрость вообще претит… А оказывается, ему просто нужна была храбрость, работающая не на понты — на бессмертие!

Мне хотелось пасть ему в ноги и молить о прощении, что мы годами, десятилетиями зажимали уши, но он никак не желал даже пробрезжить — одни только круглые очки мне еще кое-как удавалось разглядеть, а вдохновенная шевелюра, принесшая ему прозвище Троцкий, не проявлялась, как я ни жмурился и ни вертел головой. Ничего, одни очки. Правда, недели через две мне удалось выяснить, что СОРАБКОП — это Советская рабочая кооперация.

У входа в НКВД я не стал ждать, сам выскочил (все-таки в восемь лекция). Быстро раскрыл дверь и… навстречу Сахновский. Старенькое пальто, коричневое кепи, опущенная голова со сдвинутым пенсне. “А вы чего тут?” — но не успел я спросить, как меня уже тащили за руки назад и энергичным движением поставили лицом к стене. А еще через пару минут я снова был водворен в тамбур. Коротенькая анкета в комендатуре, и я в подвальной бане. Долго сидел на стуле в ожидании вызова. Стало муторно, хотя я изо всех сил старался не поддаваться. Прошло время первой лекции — значит, что-то не то…