Новый Мир ( № 6 2010)

Вид у новичка был неважный, и я постарался его успокоить: мол, ничего страшного — я, например, полгода посидел, и выпускают. Но тут меня вызвали. Повели по совсем незнакомым коридорам и ввели в обычный кабинет. Здоровый мужик мне сразу подал небольшую, тонкую (как папиросная) бумажку и пробурчал: “Читайте и распишитесь”. Я не стал читать начало, догадываясь, что там всякие обоснования, и сразу начал искать внизу заветное “освободить из-под стражи”. “Что это, не вижу…” Я бегло просматриваю все строчки. Нет такого. Тут мужик уже заорал: “Читайте и распишитесь!”

Я будто проснулся. Читаю: “Постановлением Особого совещания при НКВД СССР за контрреволюционную троцкистскую деятельность заключить в исправительно-трудовой лагерь сроком на пять лет”. Стало не по себе. Но я быстро овладел собой. Сотрудник протянул мне карандаш, и на обороте по диагонали я через всю бумагу расписался. Так-так-так… И не покажу тебе, свинья, что я расстроился.

— Поедете на Воркуту, — добавил он.

Позже мне объяснили, почему на меня гаркнули. Некоторые осужденные устраивали скандалы (все-таки либеральное время было): рвали постановление, не подписывали... Но по дороге в ожидалку я все думал: что я скажу тому, из “Ленинской кузницы”? Обманул ведь человека…

К счастью, его уже не было.

И вот тут я лишился дара речи. В страшную минуту, когда собственная жизнь, собственное бессмертие катится под откос, вспомнить о совершенно незнакомом человеке, которого по нечаянности ввел в заблуждение, не могущее иметь никаких серьезных последствий, — и почувствовать облегчение от того, что не пришлось смотреть ему в глаза!.. Папочка, да ты же просто великая душа! Ты столько лет нажимал на скромность и порядочность, что развил во мне прямо-таки неприязнь к этим дюжинным добродетелям: ни Пушкин, ни Эдисон не могли ими похвастаться. Запускают ракеты в космос и создают гениальные симфонии не эти серенькие туальденоровые подружки. Но ты-то был не просто скромный и порядочный чеховский интеллигент, под которого ты начал косить в каратауском свете, — ты был СВЯТОЙ. Это и есть твоя трагедия — святой без подвига. И даже без подвижничества. Святой должен служить своему божеству, а твои боги тебя отвергли.