Летом 1940 года после освобождения “братских” народов Западной Украины и Белоруссии появились у нас зэки и оттуда, их тут же окрестили “братчики”. В отличие от наших мужиков, нам попадались все какие-то нескладные, не приспособленные к нашей жизни. Мы работали тяжело, а жили легко, “все принимая на белом свете”. Вероятно, вся наша предыдущая жизнь готовила нас к такому повороту событий. А им все происходившее было непонятно, чуждо, поэтому они все так тяжело воспринимали. А моих мужиков это и смешило и злило. Один “братчик” нас особенно потешал, повторяя каждый раз: “У мэнэ здоровье тендитне” (нечто нежное, деликатное). Ему и приклеили кличку “тендитный”. Но он мало реагировал на это, возможно считая нас просто скотиной.
В то же лето на Воркуту привезли много коров и свиней для забоя, и это тоже поручили нашей бригаде. И снова справились с блеском. Один я оставался неумехой. Дадут шкуру снимать, так я или надрежу, или мясо на ней оставлю. И опять меня ставили на черновую работу: бить животное обухом между рогами, чтобы свалить, — это у меня получалось, хоть иногда и ругали, что, перестаравшись, череп пробивал. А главное, я оттаскивал разрубленные туши. С моей косорукостью свыклись и не осуждали.
Ну, батя, так ты еще и черепа пробивал?.. А все тебя воспринимали как потомственного интеллигента, не нюхавшего серьезной жизни. Ну, нас-то, положим, было нетрудно провести: старайся годами не обидеть мухи, вернее, обижай только мух, и те, кто тебя любит, охотно поверят, что и мух ты ловишь на лету исключительно для блага общества. Но тебе-то зачем понадобилась эта роль? Скучноватая кротость без всякой лихости? Ведь мы, рисковые ребята, могли бы тобою восхищаться, а вместо этого снисходили…
Батько же, где ты, наконец, слышишь ли ты?!. Да елки же палки!!!
Пьяный внезапно вскинулся, но тут же снова обмяк.
В общем, мои мужички все умели делать: и валенки подшить, а надо — так и скатать, и печь сложить, и все что хочешь. А как относились к государственному добру! Бывало, снесем по 20 — 25 мешков, и перекур. А он уже третий или четвертый. Гудят ноги основательно. Растянешься на мешках и еле отдышишься. Но стоит кому-то заметить, что где-то просыпалась мука, овес или другое зерно, так кто-нибудь из них, невзирая на усталость, возьмет веник, совок и пойдет соберет все в мешок. И в этом они все походили друг на друга, хоть и собраны были со всех концов страны.