Новый Мир ( № 6 2010)

Человек двадцать женщин, обряженных в ватные штаны, бушлаты и валенки, закутанных в большие платки, медленно и устало тянулись гуськом по таявшему снегу. Особенно тяжелый осадок остался от последней — маленькой, щупленькой, она как будто тонула в своей непомерно большой одежде. Именно ее и прислали к нам на следующий день на работу. Шкляр оглядел ее с головы до ног своим ничего не говорящим взглядом и поставил сторожем. Оказалось, что в семнадцатом году она была машинисткой в Смольном. Племянница Стасовой! Человек, видевший Ленина! Надо ли говорить, что это для меня означало. Время от времени я подбрасывал ей кусочки сахара из тех, что мы легально крали на складе. Легально, потому что, попавшись, мы должны были выгородить кладовщика. Надо отдать должное нашим мужикам: они могли о женщинах вообще рассказывать самые похабные анекдоты, но о нашей сторожихе ничего подобного не говорили. А элита конторы за ней даже приударяла.

Много для нас значило, что мы жили вне зоны. Меньше проверяют, меньше обыскивают, да и чище значительно, и этого для нас добивался Шкляр, доказывая, что мы нужны ему и ночью (так оно и было). Но во время острых приступов бдительности нас тоже загоняли в зону, и тогда действительно становилось невыносимо. Пока соберешься, пока проверят, да и тащиться приходится по пурге и по морозу. Я уже писал о палатках, в которых мы мерзли или жарились, но были и большие землянки с нарами в два яруса. Там было теплее. Но какой там был клоповник — это что-то страшное. Живьем пожирают. Усталый валишься с ног, засыпаешь на ходу, и все равно поднимут. Сонный, давишь их на себе, сметаешь их, а их миллионы миллионов. Снова заснешь, и снова они донимают и грызут. А спать-то хочется!

Вши по сравнению с клопами просто невинные создания. И кусают, и больно, но не столь жестоко. Но при этом с вшами и в тюрьме и в лагере велась истребительная война, а клопы благоденствовали, получая двойную пайку. Рассказывают: на поимку вши даже объявляли конкурсы, и победитель получал премию. Правда, после такой удачной охоты все перетрясут и пережгут, очевидно опасаясь вспышки тифа. А вот клопы такой опасности не несли, и им дозволяли над нами издеваться. Засыпаешь измученный, чтобы тут же от укуса какого-нибудь особо старательного экземпляра проснуться с дикой болью. И в этих муках однажды ворвалась ко мне огромнейшая радость. В землянке была радиоточка — известные черные тарелки, — и во время одной побудки я услышал имя Ирмы Яунзем. Она пела “И кто его знает…”.