до самой темноты.
Старый Новый год
Один и тот же пропойца с носом Деда Мороза
в одну и ту же полночь идет со своим мешком.
В нем тара из-под святого народного средства наркоза.
И я вручаю пропойце свой недопитый флакон.
Несет Дед Мороз подарки с затихшего праздника жизни
себе и себе только, а больше никому,
поскольку некому больше.
И к равнодушной отчизне я вопиять не стану — выпью и снова возьму.
Хургада
Жизнь в африканской пустыне
обнажена до изнанки,
до низведенной богини
у бледных ног иностранки,
до “калаша” полицая,
джипа — нагого до гайки.
И не скрывают лица ни
женщины, ни попрошайки.
И не скрывают мужчины
ни ремесла, ни безделья,
стонов своих — муэдзины,
кальяны — высокомерья...
Видно, таить благостыни —
грех беззаконный
для бедуинов пустыни —
песчаной или бетонной.
* *
*
Твои ногти и ракушки из одного материала.
Перемалываются ракушки в мелкий песок.
Я на пляже следил, как ты молодость теряла,
и найти ее вместе с тобой не мог.
Ничего, ничего — невелика потеря.
Мы не то еще теряли — потеряем еще...
И не стоит по земле ползать, потея
в поисках утраченного, — нам и так хорошо.
Хорошо песок струится, протекая
сквозь пальцы и мгновений живое решето.
Хорошо, что рядом — радость такая! —
море, которое не переплывет никто.
Ложка супа
МИХАИЛ ТАРКОВСКИЙ
*
ЛОЖКА СУПА
Маленькая повесть
Парень-то у меня запился совсем. Пока не пьет, цены нет, а как заусбило — пропади все пропадом. Ой, Господи, та-а-а... Не знай, чё будет, — судорожно опираясь на черный костыль с резиновым набалдашником, говорила соседке тетя Граня, старуха с большим колыхающимся телом, из тех неуклюжих, беспомощных в своей полноте людей, на которых, даже когда они просто сидят, смотреть больно.