Новый Мир ( № 7 2000)

я фараоновой рукавицы

легко нашел переулок темный.

А до того мы с тобой, как птицы,

общались только по телефону.

Из эмиграции-заграницы

я видел родину как икону

нерукотворную из темницы.

Разлука делает фетишистом,

блазнит заданием сдвинуть горы.

Открыла мне в кимоно пятнистом

ты заедающие запоры.

...В ту зиму происходило с нами

со всеми что-то, о чем не знали.

Под слишком тусклыми фонарями

летел снежок по диагонали.

Стараюсь вспомнить, что дальше было,

как уживались блокада с нэпом.

Должно быть, ты меня не любила,

впотьмах шептавшего о нелепом.

 

Поезд дальнего следования

На древних на рельсовых стыках

потряхивает наш Ноев...

В повадках, одежде, ликах

заметны следы запоев.

Помятые непоседы,

ограбленные на старте,

горячечные беседы

заводят, теснясь в плацкарте.

Хорошие логопеды

должны языки нам вправить,

чтоб стало, зашив торпеды,

чем русского Бога славить.

Родная земля не рбодит,

как ветвь, не дает побегов.

По новой на ней проходит

ротация человеков.

Застиранные тряпицы

раздвинутых занавесок,

и сажи жирны крупицы.

А дальше — один подлесок

да ворон

в темнеющей сини над дюнами вьюжной пустыни

и держат удар непогоды

все долгие, долгие годы.

27.III.2000.

 

Спутница

Где над коммерческим мельтешеньем

высотка высвечена закатом,

я принял правильное решенье

и мельком сверился с циферблатом,

предпочитая трястись в вагоне.

В халупах ближнего Подмосковья,

неуязвимый, как вор в законе,

имею хазу, верней, зимовье.

Ну а напротив — не просто лица:

а по рабочей, видать, привычке

светловолосая ангелица

уснула запросто в электричке.

Оставь входящий сюда надежду,

но вновь и вновь мы глазами ищем

колено в черном капроне между

полой дубленки и голенищем.

Что снится загнанной топ-модели,

по совести представляю слабо,

как, впрочем, под простыней метели

и всей России времен разграба.

...Непримиримы в своем азарте,

уж год тупеем с подругой розно.

Отзимовал я в своей мансарде

смиренно разом и монструозно.

Когда же в фортку в свету неярком

повеет ветром живоначальным,

вернутся птицы с югов с подарком

на лапке тоненьким обручальным?

 

С выходом на Волхонку

В дни баснословных семестров, сессий,

перемежающихся гульбой,

когда в диковину было вместе

мне просыпаться еще с тобой,

щенок с запутанной родословной,

кичился, помню, копной до плеч

и освоением жизни, словно

того, что следует жечь и сжечь,

нося ремесленные опорки.

А у тебя-то тогда как раз

чего-то было из нерпы, норки

и голубиные тени глаз.

Покрытой свежим снежком Волхонки

вдруг заблестевшие огоньки

в стране нетленки и оборонки

недосягаемо далеки.

Нас развело по своим окопам.

Грозя грядущему кулаком,