Новый Мир ( № 7 2000)

Какая соразмерная отчётливость в изображении мужика в оставляемых ему всё меньших клочках бытия. Какие незатёртые, ответственные слова для переданья той точности наблюдений, никогда не пустых и лишних, даваемой только долгим личным опытом и детальной врощённостью в быт. Какое точнейшее, невообразимое различение и называние буквальносотензапахов — спектр, уже мало-мало кому доступный. Или: “о хлебе выпекаемом она говорила как о живом существе”, передавая его, хлеба, повадки — в замесе, в печи и на отдышке. (Истинно чт б о такое есть хлеб — ни нам, ни детям нашим уже никогда не отведать.) Как точнейше переданы лошажьи повадки, вроде: “лошадь усердно мотала головой, помогая себе тащить телегу”, а когда пришла по колхозам директива о последнем уничтожении лошадей (60-е годы), боль мужичья о жеребятах: как убивать? “дети ведь ещё!” — А то — незримыми волнами уловленное поведенье и чувства коровьего стада (и, на возврате с пастьбы, “нетерпеливое молоко каплет на дорожную пыль”). — Напоминанье о неповторимых, теперь вовсе забытыхпраздниках труда— как бывалый съезд на мельницу для помола урожая, а ещё больше — косьба, сохранившая праздничный характер даже в принудно колхозное время. “В косарях — хмельная удаль, как ни при какой прочей работе”. И косьба, как никакая другая работа, “не старит, а молодит”. — Находим и поэзию ремесла: покойный мастер так оттачивал фуганок, что с расстеленной газеты “срезал буквы, не повредив бумаги”, и “стружка тонюсенькая светится”.

И как же Носов удерживался, чтобы не дать себя согнуть в заказную советскую казёнщину? Его сохраняла душевная чистота и природная недекларативная тихость: он и не претендовал отличиться перед начальством. Даже при типично советском сюжете — показной сельскохозяйственной колхозной выставке, он переносил туда деревенскую сосредоточенность и ласку доярки к своей корове, когда-то выхоженной ею из проголоженной смерти — и вот до рекордных удоев. (А рядом — манерный выставочный ресторан и тучный, пьяный их председатель колхоза дирижирует залом, помахивая рачьей скорлупой.) — Так и повесть о начале Великой войны и первом массовом уходе мобилизованных мужиков (“Усвятские шлемоносцы”) Носов сумел нам дать с сильно пригашенными чертами колхозной жизни — и перелил в поэму о вечности крестьянства на земле и судьбоносной грозности всякого предвоенного расставания семей.