Конечно, трудно было бы ждать уж полного чуда. На войну бабы отправляют своих мужиков без крестных знамений. Бригадир отдельным заявлением уходит в армию на полсуток раньше других. — От войны Гражданской (это Курская область) тем поколением только-то и вспомнено, как какие-то белоказаки где-то расстреляли рабочих. — Под немецкой оккупацией “привычную колхозную жизнь враг затоптал”, и у семьи не какого там парторга, а ударника-тракториста в наказанье отобрали корову и швейную машину; зато как ушли немцы — бросилась баба скорей в сельсовет мыть полы: теперя “вольность вернётся”! — Или такой послевоенный сюжет: парень, техник, бросил полученную городскую квартиру и через обком настойчиво добился, чтоб его послали выручать родной загрязший колхоз. А мать, увидав у сына красную книжечку, “ощутила девичий румянец”. Сын же (конфликт плохого-хорошего руководителей): “Могут и подбодрить [сверху кнутом], тут ничего плохого нет”.
Но такая слабость — редка, редка у Носова. Да без советских рубцов — и вся ведь литература наша, даже у высших мастеров, не обошлась. И — не так, чтобы вообще деревенская литература содержала приукрашиваний и лжи больше, чем даже верхи литературы интеллигентской.
Однако, год за год, наш автор выстаивает, выстаивает — и ещё распрямляется. Атмосфера сельского неблагополучия всё больше насыщает его рассказы. Вот: “на бабах до сего дня пашем” (уже далеко от войны). “Бабе завсегда сыщется, на чём живот порвать”. Полный колхозный развал. Начальники “анбары почистили да и отзвонились” к предколхоза. Как насильственно отбирали коров “в закуп”. Как даже не разрешали колхозному хряку огулять частную свинью (“расхищение общественного имущества”...). “Зануздают тебя, чтоб ни туда, ни сюда”. “Земля изрыта дыбом от машин, от тракторов”. Разросся бурьян “дурнишник” — знак гибели деревни. Разворовали мостики на дрова, жгут и яблони. — Вымирающие деревни на островах Онежского озера. Беспомощные смерти, до лекаря не дотянуться. (Но пароходы возят беззаботные экскурсии к сохранившимся деревянным церквям:
Брезжат верхами островные храмы, будто парят над тусклым серебром Онеги, кисейно-призрачные, неправдоподобные как сновидение.
А ещё совсем недавно: “Разобрали б вы, мужики, этот хлам, смотри, кого ушибёт”.)
А присущ Носову и лёгкий, тёплый юмор, как попутная при разговоре улыбка. Туристы с парохода видят — одноногий инвалид землю копает; многозначительно: “Ещё раскопка какая-то”. А тот: “Да гальюн копаем, для пассажиров”.