Новый Мир ( № 7 2000)

Цветаева — не святая, а дочь стихий. Святой только Рильке. Цветаева “отвергает ложное, еще не зная истинного”. Пространное эссе “Огонь и пепел” посвящено обзору этапов духовного пути и различению духов в творчестве поэтессы. Здесь есть и билет, возвращаемый Творцу, и “многобожие поэта”, и тел б а вместо душ, и атрофия совести в искусстве, и ответственность искусства перед совестью. В отличие, скажем, от наблюдений Иосифа Бродского “Об одном стихотворении” (о “Новогоднем”), ставящего во главу угла поэтику, Миркина идет “путем души”. И склоняется в утешительную сторону: “Неутолимое, вечное недовольство собой. Она не была безгрешной. Нет, не была. И снисхождения не просила. Но огонь, сжигавший грех, никогда не угасал в ней”.

...Миркина — из числа тех, быть может, уже совсем немногочисленных энтузиастов поэзии, которые полагают ее главным зримым и слышимым присутствием незримого.

Поэзия... Она и есть

Та самая благая весть,

Та весть о Благе, весть о Боге,

Которая слышна немногим.

Она и есть тот самый Дух,

Которым этот мир набух,

Как почка вешняя... Вот-вот

Проглянет новый небосвод,

Как лист из почки. Здесь, теперь, —

Лишь только до конца поверь

Поэзии, а не глазам

Своим, так часто лгущим нам.

Ей незачем предаваться формальным изыскам, ибо она по определению не формирует, а лишь повторяет и транслирует открывающееся через нее содержание, образ.(Я ничего не творю от себя, / Я повторяю.)Форма здесь может быть истолкована более широко — как овладение содержанием через духовный рост личности. Высокое искусство, поэзия не есть нарочитая форма, но проступающее через личность божественное содержание. Прежде всего поэт у нее — Бог: от Него — и самый источник вдохновения (ни в коем разене люциферианский).

Поэзия есть тайный лад,

Согласие души и Бога.

Наш Бог — поэт. И в райский сад

Войти одни поэты могут,

Согласные с творящей волей,

Как с ветром вал и с небом — поле.

А тот, нарушивший запрет

Живого Бога, — не поэт.