Новый Мир ( № 7 2002)

Несмотря на предварительные оговорки автора о том, что идеологическое (“советское”) сознание должно быть воспринято как нечто совершенно новое и исключено из “вневременного контекста”, французский теоретик, подобно большинству других его коллег, эту новизну как раз и игнорирует. Историче­ский феноменидеологиипо инерции принимается им за вечный спутник человеческого бытия наподобие таких форм коллективного сознания, как мифология, знание, вера, при этом либо отождествляется с одной из них (у Безансона это — “верование”), либо примешивается ко всем понемногу. Между тем тотальная идеология, о которой здесь как раз и идет речь, имеет дело не с верованиями как таковыми (вера может быть лишь преходящим элементом в ней), не с метафизическими или религиозно-онтологическими идеями-принципами, не с научными концептами, а с идеями-замыслами, идеями-целями; это — новейшая системная организация идейного материала вокруг намеченной цели, это — логика идеи, идео-логика. И потому никакие ретроспективные параллели и отождествления ее с древними учениями тут неуместны.

Но автору не до логики и в обычном смысле, он сам во власти идеологиче­ской задачи: закрепить за Россией репутацию гиблого места, а для этого за лени­низмом, источником ее бед в XX веке, утвердить репутацию идеологии мест­ного, российского производства и тем обеспечить алиби Западу (откуда дул ветер “пролетарской революции” и “переделки мира по новому штату”).