Неожиданной рифмой к “Человеку без прошлого” в российском кино стал помимо осыпанной наградами и призами “Кукушки” фильм с гораздо менее счастливой судьбой — “Пастух своих коров”2 А. Гордона. Обвиненный в беззастенчивом дилетантизме, “Пастух” провалился в Сочи, не был взят для проката ни одним кинотеатром, и если бы не показ по телевизору, фильм вообще бы не встретил своего зрителя. Наверное, есть множество оснований для упреков картины в дилетантизме, но “живого” в нашем кино еще меньше, чем “правильно сделанного”, и при ближайшем рассмотрении дебют А. Гордона, оказывается, совсем не так плох, да и не так прост, как показалось вначале. Это тоже своего рода притча (хотя в основе — реальная история и поныне здравствующего деревенского чудака), и речь в ней идет о тех же сакраментальных, растабуированных предметах, что занимают старших товарищей из развитых капиталистических стран: о смысле жизни, о “внутреннем” и подлинном в человеке, о том, что, собственно, позволяет ему сохраниться на этой земле. Только это сказка с “плохим” концом, где основные жизнеутверждающие тезисы доказываются “от противного”.
Как и “человек без прошлого”, герой Гордона вываливается из лона цивилизации (но не потому, что его ударили по голове, а добровольно, точнее, по причине некой своей изначальной “ушибленности”), так же, как персонажи “Кукушки”, он погружается в исполненный могучих стихийных энергий природный рай, только не воскресает в этом раю, а погибает, причем с жестокой, неумолимой закономерностью. Однако гибель его — не трагедия, скорее — грустный, трагикомический казус; о ней повествуется с той назидательной печальной усмешкой, с какой рассказана, к примеру, притча о незадачливости слуги, закопавшего талант, или о “неразумных девах”, не успевших запасти масла.