«Он [Акунин], много сделавший для появления в России нормального рынка нормальных романов, теперь может сделать для изящной словесности еще более важную работу: написать книгу о нынешних временах и нравах. Кажется, именно такого романа сейчас более всего ждут».
Дмитрий Бавильский. Двести лет вместе — 2. — «Русский Журнал», 2003, 28 марта
«Раздвоенность Пелагии имеет явно психоаналитическое свойство и косвенно рассказывает о сомнениях автора текста, мечущегося, подобно своей инокине, между сугубым серьезом традиции и беллетристической развлекухой».
«Обнажение приема способствует тому, что „Пелагия и красный петух“ прочитывается как роман о романе, как роман о детективном жанре, который хочется преодолеть, да, видно, нельзя никак: положение обязывает, публика ждет».
«<…> роман „Пелагия и красный петух“ можно прочитать как акунинский ответ Солженицыну, его двухтомной монографии о совместном существовании двух народов. Смешно».
Об этом акунинском романе см. статью Аллы Латыниной в следующем номере «Нового мира».
Роберт Балакшин. Русские сны. Рассказ. — «Наш современник», 2003, № 3.
«17.5.1990. Опять снился Сталин. Будто он купается, зашел в воду прямо в мундире генералиссимуса и стоит по плечи в ней <…>».
Виктор Балан. Добрый человек Пушкин. — «Лебедь». Независимый альманах. Бостон, 2003, № 318, 6 апреля
Как Пушкин помогал родным и знакомым.
Вениамин Башлачев. Русская демография. — «Спецназ России», 2003, № 3 (78), март.
«<…> невидимая война через аборты погубила русских детей в 2,5 раза больше, чем погибло в трех видимых „катаклизмах“ — в Гражданскую войну, при раскулачивании русской деревни и в Великую Отечественную войну, все вместе взятые. Уже 40 лет абортами убивают три из четырех зарожденных русских жизней. И лишь одну жизнь допускают родиться на Свет Божий».
«Но если без эмоций, то аборт — это убивание жизни, которой не существовало раньше и которой не будет существовать уже никогда».
«Если нынешнее состояние продлится еще 10 лет, то будущего у нас, русских, — просто нет».
См. также: Лиза Паркинсон, «Плач по двум миллионам» — «Консерватор», 2003, № 10, 21 марта
См. также: Николай Глушков, «Демография наносит удар по экономике» — «Независимая газета», 2003, № 61, 28 марта
Сергей Беляков. Гностик из Уржума. Заметки о натурфилософских взглядах Н. А. Заболоцкого. — «Урал», Екатеринбург, 2003, № 5
«Кишка у Заболоцкого — один из символов материальности, природы, связанный, разумеется, с пищеварением. А к этому естественному процессу автор „Царицы мух“ относился весьма неприязненно».
Арлен Блюм. «Имя славное Пруткова, имя громкое Козьмы!» К 200-летию со дня рождения великого и незабвенного Козьмы Пруткова. — «НГ Ex libris», 2003, № 13, 10 апреля.
Козьма Тимошурин как прототип Козьмы Пруткова.
Виктор Бондарев. Наш ответ глобалистам. Народная партия Российской Федерации выступает за особый путь России. — «Независимая газета», 2003, № 71, 9 апреля
Говорит председатель ЦК Народной партии России Геннадий Райков: «В действительности „общечеловеческие ценности“ являются всего лишь американскими ценностями (лишь отчасти воспринятыми европейцами) и выражают своеобразие той культуры, которая сформировалась в США».
Говорит первый заместитель председателя партии Валерий Гальченко: «<…> не навязываем людям чьи-либо взгляды — Маркса или Хайека, а выражаем убеждения народного большинства. Именно убеждения, а не только интересы. Это очень важно. Убеждениями, а не интересами выражается своеобразие народа».
Владимир Бондаренко. Русская душа, зацепившаяся за корягу. — «Литературная Россия», 2003, № 12, 28 марта
«Я не понимал его [Анатолия Передреева] желания иметь право на иную поэтическую жизнь, его желания выбраться, в том числе и с моей помощью, из очерченного Кожиновым круга».
См. также: Станислав Куняев, «Но истина дороже…» — «День литературы», 2003, № 3, март
Анатолий Брусиловский. Смерть Лимонова. — «Русский Журнал», 2003, 25 февраля
«Написанное им необычайно искренне, подлинно. Выстрадано. Но на его творческой палитре находились краски слишком сильные, слишком действенные — ядовитые краски! Логика его творчества привела к самоотравлению. <…> Пьеса овладела автором. Логика творчества, развитие сюжета жестко и жестоко привели к оружию. Настоящему. Это была одна пьеса, и в ней всегда висело на стене ружье. И оно выстрелило наконец, прорвав все законы жанра».