Вот почему, когда в ноябре 1972 года я пришел с пьесой “Бедная Лиза” в номер люкс гостиницы “Москва”, где жил приехавший на сессию Верховного Совета “депутат Г. А. Товстоногов”, я не только читал текст, но и... пел! Я пел стихи моего друга и соавтора Юрия Евгеньевича Ряшенцева на мелодии, которые мне мерещились во время писания пьесы. Нот я не знаю, всю жизнь пою “по слуху”, но тогда мне сразу захотелось показать стиль произведения, обнаружить в эмоциональных зонгах смысл того или иного эпизода... В общем, мне, как всякому автору, хотелось, чтобы меня, как говорится, лучше поняли... Г. А. Товстоногов слушал, слушал... не дослушал.
Он прервал меня:
— Все ясно. Все хорошо. Когда вы можете приехать в Ленинград на читку худсовету?
О, естественно, я мог приехать в любой момент, когда меня вызовут!..
Но тут выяснилось, что с вызовом меня и Ряшенцева в Ленинград придется подождать. Заговорщицким тоном, таинственно, Георгий Александрович сообщил мне, что... уходит из театра.
Гром среди ясного неба! Молния — шаровая! — ввалившаяся в номер люкс!.. Как?! Почему?! Что такое?! Ах, как же я был наивен тогда, ничего не понимал! Я не понимал, что Георгий Александрович ведет игру с ЦК и со своим обкомом — после летних скандальных гастролей БДТ в Москве на него обрушился в “Правде” товарищ Зубков, пресловутый Зубков, который в свое время и “Наш дом” в “Огоньке” обрушивал, — и вот теперь — нате!
Я чуть не задохнулся от обиды на свою судьбу: неужели, когда и предложение получено, и пьеса написана, и даженравится,неужелисейчасвсе лопнет?!
— В настоящее время я вообще не хожу в театр, — сообщил мне Георгий Александрович.
— А как же спектакли?.. Идут?..
— Идут, — спокойно сказал Гога.
— И ничего нового не репетируется?
— Ничего.
— И сколько это будет продолжаться?
— Не знаю, — сказал Георгий Александрович и загадочно улыбнулся. — Хоть вечность...
Лично меня такой ответ не устраивал. Я чувствовал какой-то подвох в этом деле, не осознавал ситуации в полной мере.
— Значит, в этом сезоне... невоз...можно?..
— Бойкот. До тех пор, — сказал Гога, — пока они меня не позовут.
Ах вот оно что!.. Вот какой расчет!..
— Или — пока не извинятся!