И зрители, и критики сразу поняли и приняли всю плодотворность этого единения. Театральную радость вызывала смелость, я бы сказал, сногсшибательность увиденного.
Вот почему, когда Александр Петрович Свободин назвал меня в своей статье, опубликованной в “Литературной газете”, “генератором идей” в советском театре, это очень не понравилось Георгию Александровичу. Кара воспоследовала немедленно: Свободина отлучили от БДТ на целых два года!..
— Вы знаете, Марк, что со мной Товстоногов не разговаривает? — жаловался мне Саша. — И знаете почему?
— Почему?
— Из-за вас.
Свободина перестали приглашать на премьеры. Свободина перестали просить о написании
заТовстоногова статей на театральные темы (многие печатные выступления Гоги были ранее написаны рукой Свободина). Свободину, что еще страшнее, отказали в доверии. Был своим, стал чужим. И все из-за того, что похвалил Марка Розовского. А ведь при этом помнилось, что Свободин был еще и невольным зрителем-свидетелем того просмотра, с которого началось “конокрадство”. Вдруг Свободин подробней заговорит? Так что — не пущать его в театр!.. За наше преступление будет ему наказание!..Через два года после статьи в “Литературке”, правда, “отлучение” было снято и Свободин оказался возвращен в круг друзей театра, и Дина, боровшаяся за возвращение Саши и прилагавшая к тому дипломатические усилия, считала это прежде всего своей заслугой.
Что касается Натана Эйдельмана, то про него, видно, просто забыли. Он хоть и выдающийся литературовед и историк, а от театра стоит далече. Ну и бог с ним! И напрасно, как выяснилось. Не так давно, уже после смерти Натана Яковлевича, были опубликованы его дневники. Каково же было мое удивление, когда одна из мимоходных записей гласила: “Был в БДТ на репетиции Розовского. Он ставит там „Холстомера””. Ну как вам это?.. Документ впечатляет своей обезоруживающей правдой. Не Товстоногов, говорится автором, ставит. А Розовский. И тут уж не до других прочтений. Крыть нечем, не правда ли?
...Дина Морисовна Шварц потом нахваливала меня:
— Вы все сделали правильно, Марк. В конце концов, ваши сорок друзей все равно будут знать, что это ваша постановка...
Маразм крепчал.
— Зато вы сохранили с нами отношения. Зато вы остались на афише. Трижды ваше имя на афише, Марк!.. В чем дело?.. На Малой сцене спектакль
такне прозвучал бы. Я права. На Малой сцене был риск: “искажение Толстого” — и все. Вы не должны расстраиваться... Спектакль — наша общая победа. Вас не заклевали, нас не заклевали... И теперь уже не заклюют.