Излюбленной историей его из времен Гражданской войны было то, как они свели у монахов местного монастыря, поддерживавших белых (или кадетов, как он говорил), монастырского быка, забили его, сварили и съели. Иван Борисович еще любил излагать, как он отбил у Александра Голубинцева, который командовал усть-медведицкими повстанцами, полковую казну и употребил ее с пользой для новой власти (себя вряд ли обошел — был тертый калач).
А то был еще старичок-контрик Иван Иванович Фомин. Явный белячок, но скрывал. Личико у него было маленькое, морщеное, глазки пронзительные. Пустили одно время по Дону судно на воздушной подушке. “Заря” называлось. Доходило до самой Вешенской. Потом Шолохов его отменил — выкидывает на берег мальков, портит рыбные богатства.
Иван Иванович накануне Покрова собрался в Усть-Медведицу на богомолье. Мы тоже — в гости к родственникам. Погода нудная, слякотная. Ожидающих немного. Иван Иванович обращается к попутчице:
— Чтой-то парохода нет. Либо затонул?
— Скажешь тоже...
— А то не бывает... Я видал, как не такие крейсера тонули...
— Это где ж ты видал?
— А на Каспии, на море. Я там в узилище был, нас ссыльными на островах содержали. Бывало, слух идет: будет пароход с пополнением. Ожидаем, а парохода нет. Меж начальства разговор: затонуло судно при сильной волне...
— То на Каспии — там море, глубина...
— Глупая ты женщина. Думаешь, крейсера сами тонули? Им помогали, чтоб народ избыть...
Становится ясно, что “Заря” сегодня нам не светит. Однако мокнем, ждем.
— Покров завтра. К заутрене бы поспеть. И куды она, посудина эта, запропастилась? Вниз бы сплавляться — на баркасе бы доплыл. Душа покаяния просит, — не унимается старичок.
— У тебя лодка либо есть?
— А на чем же я рыбку ловлю! Оно навроде ноне есть, а завтра не будет...
— Чего такое?
— Да ить власть: сегодня мое — завтре твое будет. Скотинка у меня прежде была — навроде моя, а посля чья стала? В колхоз свели — она там передохла. Меня как свово дома и собственности лишили — на Каспий услали — рыбные колхозы налаживать. А там — жар неподобный, гнуса этого... А ты: мое — твое. Все таперича обчее. Вот машинка у меня в войну была (вернувшись из лагерей, старик портняжил). Такая машинка, не поверишь — железо строчила. Пришел один. Говорит: ты налогов не платишь, давай сюды орудию обогащения...
Повздыхали, разбрелись...