Новый Мир ( № 7 2009)

Взгляды Лёны и его отца того времени можно определить как правоэсеровские, при том, что “правые эсеры” уже находились с большевиками в конфронтации, а летом 1918 года решением ВЦИК представители этой организации будут исключены из Советов всех уровней.

Но не будем забывать, что в самом Архангельске все это время сохранялась старая структура администрации. Действовала городская управа, и влияние правых эсеров и меньшевиков в местном совете было очень серьезным, что до поры до времени сдерживало большевиков в их деяниях.

Жизнь в Архангельске день ото дня становилась все труднее. Горожане начинают бедствовать и голодать. Царит невнятица с деньгами. Леоновская газета пишет, что архангельские торговцы не берут “керенки”, крестьяне же просто гонят покупателей с “керенками” прочь. Забавно видеть, как на одной и той же странице “Северного дня” интеллигентные дамы подают объявления о поиске места бонны и тут же публикуется обращение к товарищам солдатам: “Назначено экстренное наше собрание”.

21 марта 1918 года на первой полосе “Северного дня” появляется стихотворение Леонида Леонова “Хоругви”. Написано оно, судя по всему, по впечатлениям недавнего крестного хода.

Хоругвь, как известно, — особый вид знамен с иконами, носимых на длинных шестах во время крестных ходов.

Начинается стихотворение на высокой ноте: “Да. Я знаю, / В твоих первых походах / Окровавлены будут хоругви твои, / И от края до края без начальных исходов / Лебединая стая / Пронесется вдали. / Но за первые стоны / Будет песен так много… / Будет первою правдою ложь. / И в пути твоем белом будут тоже уклоны…”

Дальше стихотворение начинается путаться, сбиваться с ритма и заканчивается совершенно невнятно: “Будет новое нет. С вензелями твоими / Будет снова хоругвь моя. / Узорная. / Твоя”.

Однако если посмотреть, какое стихотворение напечатано над текстом Леонида Леонова, замысел публикации станет чуть яснее. Выше опубликован Федор Сологуб с откровенным плачем: “Умертвили Россию мою,/ Схоронили в могиле немой! / Я глубоко печаль затаю, / Замолчу перед злою толпой: / Спи в могиле, Россия моя, / До желанной и светлой

весны!”

Леонов нарочито заплетающимся слогом пишет о том же, что и Сологуб: об исходе лебединой России, о крови, пролитой ею, о ее нежданной смерти и о неизбежном воскрешении — в пору той самой желанной весны, когда можно будет вновь поднять узорные хоругви.