Новый Мир ( № 7 2009)

огней площадных — / Обовью тебя радостью братскою / И терновым венцом обовью.... / И прикрою я гунькой кабацкою / Поседевшую душу твою”.

Как мы видим, лирическая героиня стихотворения — падшая Россия-Дева, позволившая поверх ликов святых наклеить безбожные плакаты новой власти.

Или на следующий же день: “...А ночь темна... Поля закрыты мутью.../ И по полям, веригами гремя, / Бредет страна к желанному распутью / На эшафот прославленного дня. / И вместе с ней, распятой и безвольной, / Иду и я в свинцовом клобуке./ И виден мне платочек богомольный / Да посошок в израненной руке”.

Одновременно газета с явным приятием описывала самые широкие намерения английского правительства касательно края, вплоть до помощи Советам в развитии рыбного промысла: “Англичане согласны прислать в наше распоряжение два трайлера”.

Леонид знакомится с местными молодыми литераторами и даже дает им в “Северном дне” отповедь, рецензируя архангельский ежемесячник “Юность”: “Везде, во всех кружках, где мне приходилось бывать („Самообразование”, „Пламя” в Москве, Дом юношества в Рязани), везде одно и то же. Безусые молодые люди с нахмуренными лицами до хрипоты кричат о каких-нибудь „пленарных” заседаниях художественной подсекции кружка. Зачем эта игра <...> Больше простоты! Я знаю единственный ученический журнал Москвы, избегнувший этой участи, — „Девятнадцать”. „Юность” не избегла общей участи”.

В данной заметке Леонид лукаво забывает упомянуть о том, что журнал “Девятнадцать” в Москве именно он и делал с друзьями-гимназистами.

В те же дни происходит одно из самых важных для него знакомств той поры: с художником и сказочником Степаном Писаховым, оказавшим на раннюю прозу Леонова влияние определяющее. Та сказовая леоновская манера, которую некоторые исследователи возводят к влиянию Ремизова, наследует, конечно же, живому языку Севера, впервые столь тонко услышанному именно Писаховым.

Писахову в 1918-м было 39 лет. Сын Года Пейсаха, крестившегося и ставшего Григорием Писаховым, он родился в Архангельске, уехал сначала в Казань, а затем в Петербург учиться на художника, в 1905 году за участиев революционных событиях был лишен права продолжить образование. Осенью того же года попал в Иерусалим, остался без гроша, служил писарем у архиерея в Вифлееме; получил разрешение у турецких властей на право рисовать во всех городах Турции и Сирии, оттуда уехал в Египет… затем была Италия, Греция, Франция. В Париже почти целую зиму занимался в Свободной академии художеств.