Переломный момент здесь связан с метаморфозой установок правозащитного сознания. К нашему великому изумлению, те, кто ратовал за освобождение личности от тоталитарного режима, не перековал свои мечи на орала, когда этот режим пал. В первый же момент торжества нашей свободы, в знаменательный День национального флага и национального единения, 22 августа 1991 года, из авторитетных правозащитных уст мы услышали с телеэкрана по адресу демократической власти и конкретно ее главного героя, первого лица нового государства, угрожающее предупреждение о разрыве отношений и об отказе от поддержки со стороны демо-либеральной общественности. Камнем преткновения оказались воскресающие черты и символы прежней, дореволюционной России, о надежде на возрождение которой заявил Президент. Правозащитники (имеется в виду, понятно, руководящий состав) остались диссидентами, но уже не по отношению к советской власти, а к ее антиподу; за антисоветскими настроениями вскрылись подсознательные, антироссийские.
В одночасье обнаружилось, что нынешних носителей освободительных идей лик России не устраивает, и, быть может, больше, чем прежний коммунистический режим, которому — в лице его основателей, глашатаев мировой революции и вождей пролетариата — была присуща та же неприязнь к России. Совершенно в духе революционеров-ленинцев и воинствующих безбожников 30-х годов вожди диссидентского просвещения начала 90-х стали пугать страну и мир призраком старой России как «тюрьмы народов» с ее неистребимой идеологией «великодержавного шовинизма», а потому подлежащей раскассированию на 52 части.
Заметим: то, что внезапно вскрылось на политической арене, а именно — неприемлемость для провозвестников прав и свобод России как таковой, ее субстанции и экзистенции, имело существенную предысторию в жестокой полемике между А. И. Солженицыным и представителями «третьей волны» эмиграции вкупе с тутошними поборниками общегуманистических идеалов; наконец, и в споре с А. Д. Сахаровым, где раздумья писателя над необходимостью особого, «авторитарного» пути для плавного перехода от тоталитаризма к демократии встретились с убеждениями лидера правозащитников в безотлагательности ее, России, вступления на «единственный для любой страны демократический путь развития».