— Ну и чего вы приармянились? — не выдержал младший лейтенант Поливаев и сплюнул.
— Дыма, а что такоэ приармянэлис? — Во время перекура невозмутимый Галуст отводит меня в сторону.
Мгновенно оценил его доверие. Но... Как объяснить выражение, возникшее из суеверия (“не наклоняйтесь низко, когда армяне близко…”), чтоб не задеть при этом национальные чувства?
— Ну, понимаешь, Галуст… Как бы тебе это объяснить правильно… Гм… Гм… Ну, это значит, что командир нашей роты не хочет, чтобы мы становились близко друг к другу. Э-э, ну как бы… соблюдали дистанцию…
— А, ну, тэпэр панятнэ, — говорит Галуст, но по его глазам, в которых недоверие, я вижу, что он ничего не понял.
И слава богу.
Но ведь и они, нацмены, между прочим, тоже пользовались своей инаковостью как безусловным тактико-стратегическим преимуществом. Когда, например, не хотели работать или сбривать усы (предмет особой гордости), они тут же начинали ссылаться на какие-то традиции и обычаи.
Помню, как сержанты запрещали хранить конверты от писем. Сами письма — пожалуйста, а вот конверты — нельзя. Военная тайна. Помню, однажды я получил шесть писем перед самым заступом в наряд. Собственно мне их и выдали на построении перед тем, как отправить на чистку картошки. Когда читать? Сунул письма в тумбочку и ушел на кухню.
Утренний осмотр обнаружил возмутительное нарушение режима секретности — шесть писем в тумбочке рядового Печерского. Два от мамы, два от школьного товарища Димы Шахова, письмо от Наташи Мамонтовой и письмо от подружки Марины Макаровой, которая писала редко, но метко (смешно). Когда мне было их читать? Картошку чистили до подъема (до шести утра), не успели и чистили ее едва ли не до завтрака. То есть даже не спали.
Но сержант Бороздин выстроил вверенное ему подразделение и с большим наслаждением порвал непрочитанные письма, кинув их мне в лицо. Было обидно.
А вот с армянами этот прием не прошел. Возможно, потому что они служили не во втором взводе, где свирепствовали черпаки Сабитов и Бороздин, а в третьем, где царедворили всегда расслабленный дембель Бобров и будущий наш ротный старшина — двухметроворослый Толик Терзи. Соответственно, нравы в третьем отличались либеральностью. Но когда замок (замкомвзвода) крещеный турок Терзи потребовал от армян уничтожения пресловутых конвертов, один из них, толстый, пучеглазый Рувен, похожий на повара, затеял кудреватую речь.