Как представить человека абсолютно не книжного, даже ненавистника чтения, наследником интеллектуальной истории? Теперь не секрет (вспоминают самые разные мемуаристы), что газеты и журналы реферировал для него Осип Брик. Прочитывал, а потом пересказывал основное за завтраком. Сам Маяковский читал только поэтические разделы в журналах, а прочитанные журналы выбрасывал. Тонкие журналы любил также использовать вместо рожка, надевая ботинки. Складывал в несколько раз и подставлял под пятку.
Иного способа получения информации не существовало. Кино и радио были в зачаточном состоянии. Так откуда черпать факты? Из бесед? Беседы лефовских деятелей тоже описаны мемуаристами: бесконечная игра в карты или в маджонг прерывалась характерными игроцкими приговорками. Вот и все.
Можно, конечно, утверждать, что было общение с живой жизнью, обычными людьми, носителями некой народной мудрости. Оттуда, дескать, и черпал нужное для себя поэт. Ведь существуют нескольких типов культур — низовая, высокая (и средняя, добавили бы те, кто помнит теорию «трех стилей»). Идея эта вполне соотносится с теориями формалистов, согласно которым из низовой культуры не только возможны заимствования, дабы сделать слово — читай, мысль — вновь ощутимой, но и некоторые приемы со временем делаются достоянием литературы, тогда как устаревшие или «автоматизированные», не воспринимающиеся аудиторией, опускаются в низовую культуру, теряют авторский отпечаток, делаются общедоступными, расхожими, штампованными.
Все бы это было верно, если бы не сделалось очевидным — культуры почти не сообщаются, они существуют как кластеры либо монады, замкнутые, отделенные друг от друга. Если и происходят заимствования, присвоенные элементы тут же теряют прежнюю специфику, обретая новые свойства.
И потому насмешливый пассаж из романа Ильфа и Петрова не кажется таким уж насмешливым. Это констатация факта, описание функционирующих культурных монад. В одном мире создают Турксиб, в другом строят брюки фасона «полпред». Логично добавить — в третьем воспевают стройку социализма, клеймят позором обывателей за стремление к новым брюкам и клеткам с канарейками, после чего получают гонорар построчно и, закрыв двери, играют ночь напролет в карты, а утром отправляются на извозчике в ресторан, снять накопившуюся усталость. И ни о Турксибе, ни о канарейках и обывательских брюках ровным счетом никто не думает за бутылкой «Абрау», фруктами и отбивной.