Новый Мир ( № 8 2009)

— Да ни хрена вы не согласны. Я же вижу. Грехи, грехи наши… Ума праздного в людях много, а стержня нет. Нет стержня. Нет. Так и развеемся по полю. Соломой, пылью на все четыре стороны.

— Простите, я….

— Понимаю, не к месту. Это вы меня простите. Я ведь тоже — от нервов. Некоторый тремор имеет место быть, м-да... Если честно, сам летать боюсь.

— Ааа…

— Показалось — родственная душа.

— Простите... мне…

— Понимаю, понимаю. Это вы меня простите.

— У вас часы правильно идут?

— Ещё час десять лететь.

Толкаются, обходят, ворчливо чертыхаются в спину. Спешат, спешат, спешат. Хватает ещё сил — спешить. Чаще всего просто раздражают. Но иногда испытываешь к ним тяжёлую зависть. Что нужно, чтобы излечиться от боязни перелётов? Скажите. Вот ты, лысый бодрячок, такой свежий — как только что очищенный мандарин… и ты, тётка в помятом пальто, звонко хохочущая в трубку мобильника… и ты, начинающая красотка в дешёвых сапожках со сбитыми каблуками, — скажите, не скрывайте, как вам даётся ваша беспечность?

Как обычно: во рту шершавый лоскут языка, руки-ноги ватные — и будто иголок в них натыкали. Чувствуешь себя тряпичной куклой вуду, незапланировано ожившей в злых руках колдуна.

Пошёл по влажным, только что после швабры, ступеням, дурманно и обманно пахнущим грейпфрутом. Наверх, к дневному свету. Там станет легче. Выпьет кофе, дождётся Бориса.

Даже встретить по-человечески не смог. Позвонил на мобильник: “Поднимайся в кафетерий, я сейчас буду”.

Просторный холл усыпан пустующими столиками. Дальняя стена — стеклянная: пустыня холла склеена с воздушной пустыней. Виктор подошёл к одному из столиков у самой стены. Внизу широко светлела бетонная степь аэродрома, обжитая гигантскими металлическими насекомыми. Одни ядовито-ярки, другие невзрачны. Спят, укутавшись в протяжные вздохи ветра. Сон гигантских металлических насекомых: бетон и небо.

Засмотрелся. Со стороны — почему бы не поглядеть?

Возле распластанного внизу, метрах в ста от Виктора, самолёта поднялась длинная суставчатая шея с небольшой кабинкой-головой. Крыло самолёта лизнула тугая шипучая струя. Закипели, покатились в сторону Виктора клубы водяной пыли.

Отвернулся, пошёл за кофе. Кофе, конечно же, хотелось настоящего — не этого жидкого жёлтого разочарования. Да где его взять, настоящий? Все, кто окружает тебя в пути, норовят напомнить тебе о твоей ущербности. Но никто не справляется с этим лучше, чем продавцы аэропортовского кофе.

— Кофе, пожалуйста.

— Всё?

— Что вы сказали?

— Я говорю, кофе — и всё?