Новый Мир ( № 8 2009)

В голосе продавщицы, когда она повторяет вопрос, — тяжёлая волна антипатии.

— Да, кофе. И всё.

Вернулся с горячим, но мёртвым стаканом, уселся спиной к самолётам.

Вспомнил недавний разговор. Так и не умолк старик, и его завёл. Чего только из него не вытянул. С такими-то ухватками — вполне возможно, бывший мент. Опер. А что? Портрет сложился бы смачный.

Те же мысли, что и насчёт Бориса: и где всё это таилось до поры до времени? “Филиалы закрываем…” Человек на должности. Чем-то Елизарова напомнил — напористой манерой, характерной смесью вежливости с беспардонностью. На планёрках наверняка все эти годы умняка давил. Посвистывал-полязгивал словечками: миссия-стратегия, лояльность-мобильность. Требовал выполнения плана и соблюдения корпоративной этики. А теперь вон что… Кстати! Тот же Елизаров недавно буркнул в курилке: “Довели до ручки, господа буржуи”, — да так проникновенно. И уже две пятницы — а по пятницам у них в конторе разрешено “без галстука” — приходит в майке с Че Геварой.

Занятно...

Всюду попса.

К чему ни потянись — непременно вляпаешься.

В разговоре со стариком, уже на посадку заходили, признался вдруг:

— А молиться я совсем не умею.

— Так выучите. Чего проще? — ответил тот и добавил рассеянно, уже прислушиваясь к меняющемуся гулу двигателей: — Дышать-то вы умеете.

На том разговор как-то сам собой иссяк... Выходя из самолёта, простились сдержанно. Последние слова легли свинцовой городской росой, отягчали душу чувством сожаления: зря, зря об этом заговорил.

На земле ни за что бы не стал, а в воздухе — не сдержался. Так ведь тот и впрямь оказался товарищем по несчастью: пока садились, весь испариной покрылся, губы посинели. Да… что ни говори, а страх объединяет наскоро, тяп-ляп, с кем попало. “Дышать-то вы умеете”. Сказал, а сам совсем о другом думал. Но сказал. По инерции, что ли? Сама собой вывалилась — сусалью золочённая фраза. Как из птичьего клюва подобранная по случаю блестяшка.

Всюду попса, да. Ею и живы.

Ладно, проехали! Не до того сейчас.

“А молиться — да — не умею! Всё просьбы получаются. Вместо молитв. Жалкие просьбы, просьбишки. Только просить-то — о чём? Как-то даже неприлично просить”.

— Вот и я!

Тяжёлая Борисова лапа упала на плечо.

— Чтоб тебя!

— И я рад тебя видеть.

Улыбка: ямочки и румянец, превращающие щёки в маковки яблок. Беспокойные косматые пальцы: звериные хребты, мелькающие тесной стаей.

Виктор успел развернуться вполоборота к брату, грузно нависшему над столиком.