“Сейчас никто уже не помнит о халдеях. Теперь все больше насчет повидла и штанов. Верхнюю часть тулова не утруждают работой, пики-козыри, — сетует другой осколок прежней жизни и, словно бы юродивый, позволяет себе все больше. — Ботанических садов в России не осталось: повырубили. Да и что от нее осталось, от матушки! Василь Блаженный на площади, да я вот, срамной…”
Впрочем, и сами большевики о своей работе не самого высокого мнения.
“Мы не успели сделать все, что хотелось… — говорит один из них. — Многое нами сделано начерно и наспех”.
Но это еще настоящие большевики так рассуждают, есть и другие представители новой власти. Словно бы между делом описывается один “ответственный работник”, который отказывается дать денег на врачей, когда у него умирает сын. “Не могу, я себе пальто шью!” — объясняет он бывшей жене.
Машинист на дороге, молодой татарин, недавно получивший работу, боится, что к нему приедет из деревни первая деревенская его любовь, Марьям, и вернет ему любовные письма со словами: “Возьми, это написано тобою; не стыдись. Ут алсын аларнэ — пусть их съест огонь! А то кто-нибудь прочтет и донесет, что ты любил дочку кулака, и тебя прогонят отсюда старой метлой”.
Мать этой девушки умерла с горя после раскулачивания.
Такие вот приметы советского бытия.
Машинист возвращается в свою деревню после того, как стал виновником аварии на дороге, запивает, его должны вскоре забрать и судить. Мать суетится возле спящего сына. “Время от времени она безмолвно и строго глядела на портрет Сталина, и с той же пристальностью Сталин всматривался в нее со стены”.
Это тоже писательский знак вождю, просьба о милости к людям.
В своих спорах с Куриловым о будущем Леонов, самолично несколько раз появляющийся в романе в качестве повествователя, просит оставить в будущем живого человека — со всеми его слабостями, а не пытаться населить новь тяжелыми статуями и херувимами.
Курилов не соглашается.
Есть своя теория будущего и у Протоклитова, в которую, согласно авторской ремарке, бывший белогвардеец “пытался верить”:
“Новый человек создаст себе железных рабов по образу своему и подобию. Словом, он станет богом. Он будет душою громадных механизмов, заготовляющих пищу, одежду и удовольствия. Эти железные суставчатые балбесы будут трудиться, петь песни, пахать землю, плясать по праздникам на манер Саломеи, даже делать самих себя. Человеку не потребуется изнемогать от работы, он должен будет только знать…”