Новый Мир ( № 8 2012)

И второе. Сам Петров, как многие — едва ли не все — его коллеги, какое-то время находился «под колпаком» ГПУ — НКВД, в 1930 году, в ходе чистки аппарата академии, его сняли с должности секретаря Этнографической комиссии, не выпустили в Прагу на научную конференцию; в 1938-м он даже был арестован, правда лишь на две недели. Но вскоре ситуация изменилась, положение Петрова в академии (и, очевидно, за ее стенами, в другом учреждении) стабилизировалось; судя по всему, именно в этот период началось сотрудничество Петрова с НКВД. В начале 1941 года его назначают директором Института украинского фольклора. Уже давно не было в живых А. Лободы, В. Перетца отстранили от научной работы и сослали в Саратов, где он вскоре умер; также умер в ссылке и А. Крымский, перед этим с ним еще в течение нескольких лет поиграли, как кошка с мышкой, но в 1941-м он был арестован без предъявления конкретных обвинений и сослан в Кустанай. Позднее имя Крымского будет названо Петровым в его работе эмигрантской поры о репрессированных большевиками деятелях украинской культуры... А пока для самого Петрова наступала новая жизненная полоса — полоса мнимой эмиграции, раздвоения идентичности, торжества «беспочвенности», необходимости вживания в чуждую систему ценностей и приоритетов… Вне всяких сомнений, это тяжким грузом давило на сознание и совесть, но отступать было поздно, «сотрудничество» не вчера началось, и, как говорится, коготок увяз — всей птичке пропасть… Опосредованные отголоски душевного состояния писателя, сложных процессов в его психике находим в новеллах «Апостол», «Месть», «Укрощенный гайдамак», пронизанных мотивами внутреннего разлада, политических и нравственных шатаний, измены, утраты веры…[18]

Тут вот какой вопрос может возникнуть: а при чем, собственно, Ростислав Михайлович? Человек он сугубо партикулярный, ни к каким политическим или околополитическим делам и проблемам не причастный, безразличный к ним.