Новый Мир ( № 9 2000)

Это мне напоминает обратную перспективу некрасовской эпиграммы на роман: “Толстой, ты доказал с терпеньем и талантом, что женщине не следует „гулять” ни с камер-юнкером, ни с флигель-адъютантом...” Смех смехом, но любое предположение о том, как бы Чехов разработал толстовский сюжет, а Достоевский — пушкинский, может найти подтверждение в их творчестве — ибо там, где полемика, там и результат. Попытка доказатьполемичностьАхматовой (“Анны Андреевны”) к Толстому в отношении судьбы его героини (“Анны Аркадьевны”) утыкается только ее высказывание омусорном старике, откуда совсем не следует необходимость защиты гения Толстого. Это все равно что Шекспира (известно, что Толстой его терпеть не мог) начать с пафосом защищать от Толстого и доказывать, что стратфордский гений был не чета яснополянскому.

Зачем же предпринята эта попытка, скажем прямо, оглупления “Анны Андреевны”, низведения ее до уровня сочинительницы женских романов с благополучным концом? Застольной юмористки с неважным вкусом (опять, кстати, подстановка — ведь не Ахматову, а мемуаристов иронично цитирует Кушнер)? Зачем — упорная игра на понижение, “защита” не нуждающегося в защите Толстого за счет принижения Ахматовой? И так за свою жизнь натерпевшейся унижений и принижений — дабы догнал ее тем же еще и литератор из последующих поколений, да не по чьему-либо указу, а по велению сердца? Да еще такому сильному велению, что завершает статью — об Ахматовой! — стихами собственного изготовления? Неужели для того только, чтобы “отмстить”, неужели этоемудано “возмездие” и он “воздал”?

Вряд ли.

Согласиться с Ахматовой, что Кушнер “мелок”, не хочется: с несомненной симпатией отношусь и всегда относилась к его стихам, хотя всегда понимала “малую форму” его поэтического дарования. И темперамент, и незаемный ум, и редкая наблюдательность, и уникальная способность быть лириком горчайших и счастливейших мгновений. Объяснить данное эссе чистомужским(в новомодном смысле — противостоящим женскому и подавляющим в женском творчестве силу и удачу), антифеминистским началом?

Свободы задуман прирост и души,

Что можно мужчине, то женщине можно!

Да! Но то же самое тише скажи,

Не так безответственно и заполошно.

Кому это Кушнер указывает? На кого направлен строгий указательный палец, императив учительский?

Кому Кушнер делает замечание, дает (или не дает) высказаться?

Женщине.

Женщине вообще.

Ахматовой — в данном частном случае.