“Человек, который понимает поэзию, — аристократ. А аристократии в стране не может быть много. Когда послушать поэтов собираются стадионы, значит, в стране нездоровая ситуация. Что, например, заметно сейчас — все больше людей приходят на поэтические чтения. Если такое происходит, значит, поэзия уронила свой царственный уровень, снизошла до масс. А она не должна этого делать, поэзия — частное интимное дело”.
Борис Парамонов.Борис Слуцкий: из элегиков в трагики. — “
“Я бы назвал Слуцкого если не лучшим, талантливейшим поэтом советской эпохи, то последним советским поэтом”.
“Слуцкий писал о войне в каком-то плюсквамперфекте, как о давно прошедшем, она уходила у него в некую ностальгическую дымку. Бедой нельзя пренебречь, победой нельзя не гордиться — но это уже как бы отдаленная эпоха, поистине история, и не та, в которой ты участвовал, а как бы написанная в старой, антикварной, „античной” тетради, только сейчас обнаруженной под обломками эпохи. Некая археология войны— и всей советской истории. Персонаж стихов Слуцкого, его „лирический герой”, как тогда говорили,— юноша-комсомолец, „коминтерновец”, осознающий глубину и трагедийность русской истории. И жалеешь об исчезнувших иллюзиях, и становишься одновременно из мальчика мужем. Короче и проще говоря, советская эпоха в стихах Слуцкого кончилась”.
“Слуцкий — это советская элегия”.
Плакать, гневаться и смеяться.Беседу вел Андрей Кульба. — “Православие и Мир”. Православный информационный сайт, 2009, 18 мая
ГоворитТимур Кибиров:“В буквальном смысле концептуалистом я никогда не был и себя так не называл. Хотя ничего постыдного в этом нет — среди концептуалистов есть авторы, которых я глубоко уважаю. Но сам я был всегда традиционным лирическим поэтом. На мой взгляд, поэтические направления друг от друга отличаются не техникой письма, а „художественной идеологией” — такое вот нелепое словосочетание, но ничего изящнее придумать не могу. Моя „художественная идеология” мало чем отличается от поэтов ХIХ века. Но критики у нас — как и все мы — люди достаточно ленивые, им легче, чем разбираться, всех валить в одну кучу. Называли меня концептуалистом, потому что я был в компании покойного Пригова, Рубинштейна”.
“Формы, какие бы ни были прихотливые или подчеркнуто простые, нужны только для того, чтобы донести до читателя смысл. <...> И то, что искусство должно служить истине, добру и красоте, — это так; потому что иначе оно будет служить лжи, злу и уродству, третьего не дано”.