“В моих стихах христианство всегда присутствовало — как некая точка отсчета, ориентир, планка. <...> Может, я это даже с излишней запальчивостью доказываю. Мы живем в культуре настолько сумасшедшей, что кто-то может углядеть в этом эпатажный жест. Мне хотелось показать, что о Христе можно говорить, не впадая ни в кощунство, ни в такое елейное стилизаторство, которое делает бессмысленным высказывание, потому что пролетает мимо ушей”.
“Я крестился в 30 лет (с именем Тимофей). Но, к великому моему сожалению, это не сознательный выбор, вернее, не выбор вообще — я невоцерковленный человек, хоть и взял на себя смелость писать такие стихи. Надеюсь, это когда-нибудь изменится. Но пока не хватает решимости преодолеть смущение, боязнь, вполне такую иррациональную.
И потом для меня: если ты такой христианин, что в церковь ходишь, все как следует, то и жизнь твоя должна полностью соответствовать. Я понимаю, насколько по-детски звучит, потому что ничья жизнь, наверное, не может дотягивать до евангельских идеалов, но поскольку я все больше ощущаю, насколько моя жизнь реальная совсем далека от того, что мне представляется правильным, то я пока никак не решусь. Я очень тяжел на подъем: с трудом что-то меняю, если это касается не бумаги. Но два моих школьных друга последние годы — истовые церковные люди, моя жена тоже. Надеюсь, что они меня в итоге не то что убедят — я сам все понимаю, — а как-то подтолкнут”.
Почти Сэлинджер. Беседу вел Михаил Бойко. — “НГ Ex libris”, 2009, № 23, 25июня.
ГоворитОлег Павлов:“Я бы хотел замолчать, то есть оторвать себя от литературы. Скажем, преподавать бы хотел, но у меня другое образование. За все в жизни расплачиваешься, но за это и не знаешь, что взыщется. Творчество — это мена. Воображение и реальность — один мир, но где переходишь границы дозволенного, этого никто не понимает. Искусство вторгается в законы времени. Оно создает время. Это почему-то возможно. Но меня удивляет, что в истории литературы был только один человек, отказавшийся идти по этому пути в никуда до конца: Сэлинджер.
Я все в литературе пережил, что возможно. Как состояния. Дальше — это вопрос воли. Но когда оказалось, что без работы остановилась жизнь, тогда уже не стало выбора. Бороться с безумием жизни, хорошо, пусть только своей, за саму жизнь, оказалось возможным только одним способом — работой. День работы — день жизни. Получилось так”.
См. также:Олег Павлов,“1991 — 1993” — “День литературы”, 2009, № 6, июнь