Новый Мир ( № 9 2012)

 

А Калерия глотает едкую тройчатку. Да, да, тройчатка отнюдь не гомеопатия. Но Калерии необходимо избавиться от боли сейчас же, и она запивает толстую таблетку горячим какао. Потом с грохотом ставит чайник на плиту. Может, Орест услышит, выйдет из своего укрытия. Но нет мамы на свете, а раз нет Викуси, то ее любимец, жестокосердый Оренька, не смилостивится. А вчера, кстати, хлыщ объявился, и как ни в чем не бывало. Торжественно пригласил в оперу. “Пиковая дама” в Большом, и он жаждет видеть вылечившего его доктора. Так и сказал. Но у нее суд. Она ведь хотела, чтобы суд. А если в оперу — серьги, колье, платье из панбархата цвета вишни и юный лейтенантик на длинных ногах. Викусина давняя подружка, так славно, что именно в их районной поликлинике принимает, всегда поможет со справкой. И со стуком отодвинула стул Калерия и дверь кухонную с щелком закрыла. А мимо кабинета шла — оттуда слабый свет: Орест Константинович писал допоздна, и как-то она спросила с усмешкой — живя рядом, они обменивались репликами, — завещание? Или речь в суде? А он сухо: “Рецепты Доктора, хочу систематизировать”.

Так спит ли Скворцов? Не спит, слышит, как мечется Калерия. Шаги легкие, но тревожные и тревожащие, и выключателем щелкает Калерия, и еще грохает чайник нарочно — он знает, что нарочно, она хочет от него слов, любых, не важно о чем и про что, ей одиноко, как и ему, в их пока общем доме, где драгоценная живопись по стенам и портреты красавицы в гостиной. Вчера у нее был очередной пациент, да, теперь и у Калерии есть свои больные, и она вошла к нему в кабинет робко, прямо школьница на экзамене, какие-то кудерики надо лбом навертела, положила рецепт на стол, а за стенкой терпеливо сопел, ожидая, старик инвалид, но ходит не к нему, к Лерочке. Спросила, по кокетливому обыкновению сглатывая согласные:

— Я правильно назначила?

— Думаю, правильно.

— Но ты даже и не глянул.

— Глянул!

Зато она острым взглядом зыркнула по письменному столику — ведь столик этот Калерия ухватила когда-то в комиссионке, хвасталась еще: “Как у твоего обожаемого Левушки в Хамовниках!” — а теперь выдохнула: “Ууу! Опять „Война и мир””.

Раз в три-четыре года он назначал себе счастье и успокоение — перечитывал роман.

И сейчас, когда они не спят: у Калерии — тройчатка и какао, а у него — охота Ростовых, Наташа, Николай, дядюшка: “…чистое дело марш!..”