- Теперь нет нужды пробиваться к Моравским Воротам, - сам себе сказал Стовов, и в его голосе почувствовалось некоторое недоумение. - Он сам открыл путь туда, куда нам нужно, клянусь Перуном.
- Чудо. - Рагдай кивнул, зашатался, Креп обхватил его за пояс.
Утомление проступило на лице кудесника, как выступает вдруг вешняя вода из под истончённого льда.
Глава двадцать третья
КОНЕЦ ПУТИ - НАЧАЛО ПУТИ
Среди истоптанных копытами кочек, клочков приболотной травы, цветов, розовых пятен земляники, под замшелым, сучковатым обломком дерева, в солнечном пятне тускло блестел свёрнутый в кольцо спящий полоз. Он спал утром, когда тысячи копыт мяли вокруг сырую землю, спал, когда медленный ручей вышел из берегов, охлаждая потные тела, вливаясь в глотки, фляги, меха, уши, конские животы. Он спал, когда трещал валежник, когда разгорался первый огонь с шипением, щелчками и густым белым дымом, когда с кусков мяса упали капли янтарного жира, а смех и быстрый говор сменился бранью и ссорами и потом наоборот. Коряга была похожа на голову оленя с ноздрями из большого дупла, глазом древесного гриба, ушами отслоившейся коры и сучьями рогами.
- Скажи им, князь, - издалека проникло слово.
Стовов Багрянородец поднял бровь, полоз вскинул маленькую голову, черные бисерные глаза смотрели сразу повсюду. Проснулся.
- Что сказать? - Князь покачал головой.
Камыши набухли влагой, после того как спала жара. Красноствольные сосны, достающие верхушками до облаков, стояли величественные и недосягаемые. А всесильный и упрямый ручей, мелко петляя, кое где обнажал их исполинские корни.
- Скажи им, князь, - повторил Ломонос.
Стовов стряхнул с шёлковой груди две сухие иголки. Перед ним, в десяти шагах неподвижно стояли стребляне. Плотно. Плечо к плечу, спина к груди, все. Лица морщинистые и налитые, со шрамами от когтей и в ещё нежном юношеском пушку. Волосы цвета половы, сбитой в скирды. Глаза цвета неба, леса и земли. Шкуры, клыки, обереги, берестяные лапотки, дерюга, связки неоперённых стрел, ослабленные, чтобы не теряли силы, тетивы, и везде аварское: застёжки, пояса, ножны, рукоятки, ожерелья, браслеты, кольца и ремни через грудь.
За спинами стреблян трясли головой и мели хвостом низкие, но крепкие и свежие лошади, полученные в Ждяре взамен калеченых аварских, взятых много дней назад после сшибки у Оппы, по ту сторону Моравских Ворот. Миробад приказал франку Элуа, поставленному в Ждяре, на дорогу от Конницы до Пражи заменить всех коней. Именем Дагобера. За лошадьми горбился в дрёме черноглазый, кучерявый проводник, в крохотной тканой шапочке на макушке. Второй проводник иудей был отправлен Миробадом с пятью франками к Витаве искать брод или узину. Как и у Соратки, Сазавы и Лучны. Вброд, вплавь. Без мостков и плотов, спрямляя дугу из борозд от тяжёлых колёс возов Арбогаста. В ногах, перед стреблянами лежал с переломанной грудиной Хилок и гологрудый Кряк. Он подпирал кулаком бороду и держался за колено распухшей, синюшной ноги. Впереди них стоял Оря Стреблянин. Волчья голова шапка, шкура, перевязанная узлом на шее, были очищены от пыли, сора, грязи и искрились, промазанные жиром. Иногда поблёскивали и янтарные глаза шапки. Булава стреблянина тоже была натёрта и покоилась на плече.
Справа, слева от стреблян, уже отстранённо, в большинстве своём без кольчуг, брони, шлемов, без щитов и копий, стояли вперемешку бурундеи, дедичи, полтески, среди них Ладри с ладонью Ацура на плече, хмурый Вишена, варяги из числа ругов: Фарлаф, Икмар, Ейфар и другие. Прочие варяги старались казаться независимыми к происходящему, однако говорить не говорили. Молчала флейта, молчал Эйнар. Только стонал во сне незрячий Хорн.
На другом берегу ручья, среди смешных, маленьких костерков взлаивали, лопотали франконы. Речь их мешалась с журчанием ручья и птичьим щебетом. Отсвечивая золотом и синим шёлком, иногда проходил Миробад, искоса поглядывая на солнечное пятно, быстро переходящее от одного облака к другому, на просеку в бузине, оставленную ушедшими к Иглаве.
- Давайте щит, - сказал Тороп. Перед Стововом появились четверо старших мечников, как котёл держащие иссечённый пурпурный щит с чёрной медвежьей головой.
- Ставь ногу, князь, - прогнусавил Полукорм.