Новый перевал

Они уходят вниз по реке, за скалу. Черная собака Мушка бросается следом за хозяином, но Дада кричит на нее: «Та!»[28] — и она опять жмется у берега. Что же случилось там? Прошло несколько минут, прежде чем из-за каменного выступа мелькнули белые шесты батчиков. Юрий и Семен — впереди. Дада и Василий ведут на буксире бат Колосовского. Вот они уже подходят совсем близко, и я вижу, как трясется Динзай, продрогший до костей. Оказывается, он не сумел удержать свой бат в том самом коридорчике, где было так опасно итти. Бат скользнул вниз и пошел. Динзай уцепился за камень и остался на нем, крича и размахивая руками. Бат ударился о камень и затрещал. Динзай прыгнул в воду, погнался за батом, остановил его. Но вода уже лилась сквозь щель, пробитую в одном боку. Пришлось приставать к берегу. И тут на помощь явились сначала Юрий с Нечаевым, потом Дада и Василий.

— Теперь придется становиться на ремонт. Вот это действительно авария, — говорил Нечаев, осматривая пробитый бат.

Колосовский сидел на траве, снимал сапоги и молчал. Он был расстроен. Сейчас, когда мы дорожили каждым днем и даже часом, как на беду, нас подстерегали неудачи. У Юрия заболела рука. Два дня он крепился, никому не говорил. Но сегодня вечером, когда мы развели костер и натянули палатки, Юрий не вышел к ужину. Лидия Николаевна сказала мне:

— Вы знаете, в чем дело? У него нарыв под ногтем. Весь палец синий. Это ведь опасно. Он говорит, что там заноза.

Всю ночь Юрий не спал. Он сидел у костра, ходил вокруг палаток, снова садился и снова ходил. Никто не знал, как ему помочь.

— Ну что это такое? — развел руками Колосовский. — У нас не экспедиция, а какой-то лазарет.

Он только что вышел из палатки, где лежал Нечаев. В самом деле, странное стечение обстоятельств поставило нас в затруднительное положение.

Пока удэгейцы починяли бат, Нечаев с утра до вечера ходил по тайге. Увлекшись своим занятием, он не заметил, как промочил ноги, а теперь лежал не поднимаясь. Я испекла ему лепешек на сале, извлекла аварийный запас сахара. Андрей Петрович отказался даже от чая. Он лежал, укрывшись одеялом с головой. У изголовья валялась раскрытая тетрадь, исписанная наполовину по-латыни, наполовину по-русски.

— Что у нас есть из медикаментов? — осведомился Колосовский.

— К сожалению, у нас нет ничего, кроме подмокших порошков дисульфана.

Не было даже аспирина. Кроме того, без врача трудно было что-нибудь предпринять. И вот возник вопрос: как быть? Оставить его здесь одного, а самим пойти дальше — мы не имели права. Ждать, пока он выздоровеет и сможет продолжать путь? Но неизвестно, долго ли это протянется? Ведь была уже половина сентября, у нас оставалось слишком мало времени для похода. Единственно правильным решением представлялась отправка его немедленно вниз, сначала на Тивяку, а оттуда — дальше, в Гвасюги, и затем в Хабаровск. Но кто будет сопровождать?

— Я бы очень не хотела возвращаться теперь, когда предстоит самое интересное, — взмолилась Мисюра.

Весь день она пробыла в лесу, занимаясь сбором растений, и вернулась оттуда, напуганная медведем. Она еще не знала о нашем решении. Мне не хотелось ее огорчать, а главное — отпускать ее.

Несмотря на трудные условия таежной жизни, Лидия Николаевна никогда не унывала. Но приказ начальника экспедиции расстроил ее до слез. Она должна сопровождать Нечаева. И вот Нечаев уже лежит на дне бата, укрытый палаткой. Василий Кялундзюга и Юрий готовят шесты, укладывают вещи. Василий предлагает мне взять собаку.

— Берите. Я подарю. Все равно она к вам привыкла.

Я смотрю на Василия. Я понимаю: это от души, и говорю, что возьму собаку потом — пусть она поживет с ним.

Лидия Николаевна сидит, низко опустив голову, и старается не глядеть на нас. В руках у нее белый платочек. Но вот бат уже отходит от берега, быстрое течение подхватывает его и бросает меж валунами. Белый платочек долго трепещет над водой.

— Немножко будут купаться, — пророчески заметил Дада, поглядывая в сторону бата, уносимого сильным течением.

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

Как быть дальше? — Последний разговор по радио. — Здесь остается наша рация. — Останец.