Нет-нет, а моя мысль обращается к Юрке. Никто не знал Юркиного отца, не знал в такой мере, что казалось, его не было на свете, хотя Юркина мама была известна всем. У нас еще помнят, как она была хороша собой. Да, была в ней царственность, если эта самая царственность предполагала и полноту, едва заметную. Но как утверждали взрослые, эта полнота шла Юркиной маме. Но Марии Николаевне никого не надо было, кроме Юрки. Видеть рядом с собой сына, разговаривать с ним, жить его радостями и печалями, осторожно школить его и наставлять, поощрять добрым и необидным словом — больше Марии Николаевне ничего не надо было в жизни. Впрочем, однажды она вдруг заметила, что Юрка опекает ее, и, кажется, была счастлива. Это было и смешно, и трогательно. Он мог сказать: «Ходи, пожалуйста, только в туфлях на высоких каблуках — так ты лучше смотришься, да и для твоего настроения это имеет смысл». Вот только футбол нежданно-негаданно вторгся в их отношения, но она готова была смириться: город пел Юрке хвалу, превознося на все лады и такие его достоинства, которые она могла не замечать. Нельзя сказать, что ей это импонировало, но и не обескураживало: если ее сын преуспел в мужской игре, то он больше, чем кто-либо, был мужчиной. Нельзя сказать, что футбол способствовал школьным успехам Юрия, но это не очень-то печалило Марию Николаевну: опыт ей подсказывал, что для мальчишки главное — его мальчишеская суть, а остальное приложится. К тому же приход девочки в мир Юрки запаздывал, что Мария Николаевна объяснила по-своему: сыграть игру — что вымолоть цепами гору хлеба. Так умотаешься, что на девочку может сил и не хватить...
Но, как оказалось, сил хватило.
Школьные доки задумали вечер. Разумеется, костюмированный. С игрой, в которой конечно же было похищение. Когда тебе семнадцать, похищение у тебя в крови. Только жесткие условности жизни мешают тебе это сделать, а тут такая воля. Все лица скрыты масками: умыкай кого душа твоя желает. Только, чур, не ошибись. Однако кого умыкнешь? И главное — куда? Позади школы как бы низвергся в овраг старый сад. Овраг похож на степную балку — у него покатый склон. Парная темь поднимается от самого ручья. В этой темени, кажется, схоронились все тайны школы. Что-то есть в этом саду такое, чего следует бояться. Может, поэтому с наступлением вечера замок бережет стеклянные двери, ведущие в сад, и для верности к дверям приставлена еще и школьная сторожиха Филипповна. Умыкнуть маску в сад — что взломать крепостные ворота; школьные анналы помнят все, но только не это.
Но время способно корректировать и железные строки школьной летописи... Казалось, что единственным, кто не спрятался за маской, был Скиба — маленькая, в ладонь, нашлепка, за которой он скрыл глаза, не в счет. В остальном Скиба как Скиба. Он явился на вечер со стадиона, оставшись в майке и бутсах, в которых его видели на футбольном поле. Но это как раз и способно было заворожить: в конце концов, то, что зовется маскарадом, хорошо не тем, что маска скрыла лица, а тем, что она оставила щелочку, которая позволяет эти лица распознать. Да, по признакам незримым отыскать в этом море неизвестных того единственного, ради которого это столпотворение фигур имеет для тебя смысл.
Юрка знал, кого ему искать, хотя, надо отдать должное маске, она сделала все, чтобы остаться неузнанной. Но это как раз позволило Юрке действовать напропалую. Его сбил с толку костюм в красных лентах — они были даже не красными, а густо-бордовыми, гранатовыми. Он искал светлолицую с потоком пепельных волос, а перед ним, похоже, была степная красавица, чернобровая.
Чернобровая, разумеется, как ее явила маска. Но деталь эту мой друг осмыслил по-своему. Он знал: белокожие иногда хотят казаться чернобровыми. Было и иное, что взывало моего друга к раздумьям: маска не восприняла азарта маскарада, замкнувшись в печальном уединении, — видно, маске не просто было возобладать над своим состоянием, — на празднике она была чужой. И еще: маска приковала себя к стулу, стоящему у окна, скрыв свой рост.
Одним словом, Юрка встал рядом с девушкой в красных лентах, заявив без обиняков:
— Маска, я хочу вас похитить...
— Не переоцениваете ли вы своих сил, как обычно?.. — засмеялась маска.
Это уже был вызов.
— Но теперь я вас и подавно должен похитить... — сказал он и подхватил маску, да так легко, что все, кто стоял рядом, ахнули — могучие рычаги Скибы были способны и не на такое.
— Юра, не делайте глупостей! — успела только произнести она, но он уже вскинул ее и устремился к стеклянной двери. — Молю вас, опомнитесь!..
Его рывок к двери был так стремителен, что зал расступился.
— Юрий, образумьтесь, что вы делаете? — успела возвысить свой голос директриса — она единственная, надо отдать ей должное, не потеряла самообладания. — Юрий, так это же Агния Николаевна!
Но реплика директрисы только прибавила удали моему другу.