Новый потоп

Они шли бок о бок по наклонным плитам. Показались хижины, точно бесформенные груды камней, затерянные между укрывавшими их скалами.

— Как-никак, — пробормотал Игнац. — Пять маленьких детей!.. Он отвернулся от Макса, но тот успел заметить медленно ползущие по его лицу слезы…

— Какой опасности ты подвергался сегодня ночью на скалах! Игнац пожал плечом.

— О!.. Скалы!..

— А перевал Ку? — спросил Макс.

— Никого… Гостиница стоит одиноко среди воды. Я вошел, взял табаку, кофе и этот топор.

Он с веселой улыбкой открыл свой мешок. Несомненно, таможенники, так же как и мужчины Бармаца, спустились, чтобы спасти свое имущество… И поток захватил их так же, как женщин и стада.

— И ты не видел никаких следов в этих горах?

— Насколько охватывал глаз, — ответил медленно пастух, — была вода, всюду вода.

Макс больше ни о чем не спрашивал. Он потащил своего друга к их норе в скале, и они оба забились туда.

Лежа рядом со спящим пастухом, Макс почувствовал, как грудь его сдавливают рыдания. Он хотел удержать слезы, но против его воли они катились безостановочно. Он плакал по этим безумным женщинам и их детям, и по всем тем жизням, которые были связаны с его собственной неведомыми нитями. Он плакал о пустынном перевале Ку, о безлюдных вершинах и о бедной хижине, где отдыхали его близкие. Он плакал потому, что слишком долго ждал и задыхался от тоски. Он плакал от отчаяния, счастливый тем, что никто не был свидетелем его слез, и находя неведомую сладость в том, чтобы выплакаться под ровное дыхание своего друга, около его теплой груди…

V Возврат к первобытной жизни

В течение первых дней беглецы находились в полусознательном состоянии, как существа, не вполне пробудившиеся от кошмара. Напряженность ожидания прошла. Они больше не надеялись. Нервная сила их покидала. Они лежали распростертыми на теплых плитах в полудремоте, погруженные в скорбное отупление. Временами кто-нибудь из них восклицал:

— Разбудите меня! Сжальтесь и разбудите! Этот нелепый ужасный сон длится слишком долго…

Первыми очнулись Макс и пастух, сильные своей молодостью, потом Инносанта и старый Ганс, которых тяжелая жизнь приучила к покорности. Вопрос шел о том, чтобы жить.

Жить!.. Это слово стало лозунгом долины Сюзанф!

Робинзон на своем острове имел, по крайней мере, в своем распоряжении орудия и оружие, которые он перетаскивал из корпуса погибшего корабля. У беглецов не было ничего, кроме карманных ножей, ножниц из дорожного несессера и нескольких бокалов, кружек и кубков из алюминия, если не считать одного серпа и топора, принесенного Игнацом… Робинзон располагал всем богатством тропической природы, деревьями, плодами, фруктами. Долина Сюзанф представляла собой одни скалы, поросшие до того редкой травой, что Инносанта с ужасом спрашивала себя, как ей удастся поддержать существование своих немногих коз и овец во время суровой зимы. Она посылала за травой детей и молодых девушек в низкие части долины. Пучок за пучком высушивали они этот тощий корм на солнце. Сколько трудов было потрачено, чтобы получить ничтожную кучку сена! Крестьянки с унынием следили за тощими запасами, которые сваливались в новой хижине, построенной Гансом и Франсуа и прозванной Губертом «продовольственным складом». Он все еще старался вызывать улыбку у своих сотоварищей по несчастью, чтобы не потерять этой привычки.

Ложем им служили сучья сломанных елей, которые Макс и Игнац выуживали у Новых Ворот. Питались они молочными продуктами и мясом, жареным на прутьях, а соль получали путем испарения морской воды, которую Игнац каждый вечер приносил в своем бачке.

С тех пор, как маисовая мука, спасенная Игнацом, была уничтожена, самым большим лишением являлось отсутствие хлеба.

Последний кусок мыла был израсходован… Приходилось умываться у самой воды на берегу ручья, пробегавшего между плитами недалеко от хижины. Иногда молодые люди спускались к подножью ледника и купались в самом потоке.

Инносанта каждый день придумывала новые работы. Она коптила и солила к зиме по местному способу козье и баранье мясо, заготовляла сыры, собирала камни, чтобы строить новые хижины для прикрытия скота и хранения дров… Она говорила:

— Надо торопиться, скоро настанет зима…

Все ей повиновались. Молодые люди находили даже в этой работе какой-то отдых… Усыплялось на время сознание, и картина суровой действительности отодвигалась на задний план.