Новый психоделический ренессанс

Мэрилин попробовала все что бы освободить эмоции, а затем она попробовала ЛСД-терапию. Её сессии то же проходили в зелёной комнате под крыльями ангелов. У неё была повязка на глазах и «сестра» (технический термин для того, кто остаётся трезвым и сопровождает трип — облегченный вариант работы Алана) рядом с ней. Через полтора часа после приёма кислоты Мэрилин, к своему большому удивлению, начала кричать. Животный вопль вырвался из неё. В конце концов крик превратился в песнопение, и в течение последующих четырех часов Мэрилин спонтанно повторяла «а-а-а-а-а», хотя называть её Мэрилин в эти моменты, наверное, было бы неправильно: «Я больше не воспринимала границ, отделяющих меня от мира. Любые эмоции, которые я испытывала после этого, не могут идти ни в какое сравнение. В тот момент я понимала, что имеют в виду, говоря о мистическом опыте, что такое быть трансценденцией. Для меня это было абсолютно не связано с какой-либо религией или верой в Бога. Я чувствовала Бога».

А после того, как Мэрилин пришла в себя, вмятина на её груди практически исчезла. Её грудная клетка выпрямилась, а органы сдвинулись на место. То, что испытала Мэрилин, обычно называют спонтанным исцелением, а иудеохристианская традиция квалифицирует это как чудо. Вот почему Мара приняла вторую таблетку: она была ребёнком этого чуда.

На маленьком столе у стены Линдси организовала выставку подарков от бывших студентов Мары: морские кристаллы, пещерные камни, разноцветные бусы. Всё это окружало бронзовую статую Ганеши, божества с головой слона, по поверьям индуистов «устраняющего препятствия». Спустя час после приёма Марой второй таблетки полуденное солнце начинает струиться через окна. Лучи расходятся зонтиком. Ганеша отливает золотом. Может быть, это знак. Или, может быть, подействовало лекарство, но впервые за целый год Мара перестает чувствовать боль.

Джордж Винстон играет в колонках. Мара закрывает глаза и плывет вслед за музыкой. Линдси видит умиротворение на лице ее подруги впервые… да она уже и не помнит, как давно это было последний раз. Мэрилин скользит взглядом по ангелам на потолке. «Спасибо, — говорит она, — спасибо, спасибо, спасибо».

Всего через час эффект МДМА начинает снижаться. Мара думает, что больше не нуждается в помощи Алана: «Это было здорово, — говорит она. — Я думаю, что в следующий раз буду готова погрузиться глубже».

Все обнимаются, и Алан идёт к входной двери. Мара смотрит, как он уходит, лучи света подарили ей идею. Прошло более месяца с тех пор, как она последний раз была на улице, и сейчас она хочет прогуляться. Вместе с Линдси они пересекают улицу и садятся на железную скамейку в маленьком парке под тенью высокого дуба. Они говорят о мальчиках, об их первых сексуальных опытах, о предстоящей свадьбе Линсди. Мара не чувствует себя больной. Она просто чувствует себя самой собой. А она так боялась, что это чувство уже никогда не вернётся. Линдси чувствует фон исходящий от Мары.

Два часа прошли, и им уже пора быть дома. Впервые за много недель у Мары проснулся аппетит. Она съедает большую порцию еды, принимает лекарства. Немного погодя она чувствует толчок — по ней пробегает волна беспокойства или сердце сбивается с ритма. Она начинает потеть. Следом приходит тошнота. Затем боль. Мэрилин помогает ей подняться в ванну. Теплая вода не помогает. Метадон не помогает. Возвращается учащенное сердцебиение. Вслед за ним — тики и подёргивания. Тело чувствует себя марионеткой, которую дергаёт за ниточки какой-то безумец.

Трудная ночь минула. Ранним утром Линдси отправляется в аэропорт. Она живёт в Окленде, и ей надо возвращаться домой на собственную свадьбу. Мара едва может сказать «до свидания». Десять минут спустя Мэрилин измеряет пульс Мары и решает срочно отправить дочь в больницу.

Когда они покидают дом, обе они гадают — вернётся ли Мара назад?

* * *

Сегодня уже понятно, что люди узнали о психоделиках так же, как и о всех прочих лекарствах: они копировали поведение животных. Учёные повсюду сталкиваются с животными, которым нравится триповать. Пчелы балдеют от нектара орхидей; козлы пожирают волшебные грибы; птицы щёлкают семена конопли; крысы, мыши, ящирицы, мухи, пауки, тараканы сидят на опиуме; моль предпочитает мощный психоделический цветок дурмана; мандрилы принимают даже более мощные корни ибоги. Такое поведение настолько распространено, что многие ученые полагают, что «погоня за наркотическим опьянением — одна из первостепенных мотиваций в животном поведении», как писал в об этом своей книге «Интоксикация: Универсальная погоня за измененным состоянием сознания» психофармаколог из UCLA Рональд Зигель.