Гришко что-то чиркал в классном журнале, а все, как обычно, липли к громадному «наглядному пособию» — настоящему ГАЗу-51, правда, без кабины, капота и кузова. Зато все внутренности видны.
— Василий Иваныч! — воззвала Маша, примерно задирая руку.
— Что, Анка? — откликнулся учитель, не поднимая головы.
— А вождение когда?
— Вождение? — повторил Гришко рассеянно. — Весной вождение…
— У-у-у…
— Василий Иванович! — бойко воскликнул Изя, пробираясь на место.
— Что, Петька?
— А чё не сейчас?
— Сначала — матчасть, — весомо сказал Иван Васильевич, захлопывая журнал. — Так, все тут?
— Все! — прокатилось по классу.
— Раз все, то за мной — шагом марш! — учитель решительно направился к двери.
— Чё, вождение?! — подскочил Динавицер.
— Хождение! — фыркнул Гришко. — На цыпочках!
Обрадованные новизной да интригой, юнцы и юницы повалили из класса, устроив в дверях веселый затор. Глухо донеслось строгое: «Ти-хо!»
— Ой, Василий Иваныч! — громким шепотом прожурчала Альбина, явно подлащиваясь.
— Что, Анка?
— А куда мы?
— На Кудыкину гору.
— Ну, Василий Ива-аныч…
— К гаражам! — туманно намекнул учитель.
Мы дисциплинированно пересекли пустынный вестибюль, утеплились в раздевалке и высыпали на улицу. Выси хмурились, обещая непогоду, а ветерок, что метался по двору, втягивая в хлопотливое кружение желтые листья, доносил тревожный запах небесной влаги.
Одноклассники растянулись цепочкой, чинно топая по асфальтированной дорожке. Влекомые таинственными законами человечьего притяжения, мальчишки и девчонки отталкивались или цеплялись незримыми ниточками дружеских связей, сбиваясь в пары.
Я, будто винясь за недозволенные речи, взял Инну за руку. Девушка сперва напряглась, оглянулась, увидала, как Жека с Машей сплели пальцы, и угомонилась. Прижалась на мгновенье плечом, будто случайно, а чтобы я всё правильно понял, ласково пощекотала пальчиками мою ладонь.
И всё в мире сразу стало другим, чудным и совершенным, исполненным лада и драгоценной гармонии. Даже скучные, смурые тучи, что конопатили небеса грязно-дымчатой ватой, обрели вдруг высшую целесообразность, заиграв всеми оттенками серого — от непроглядного пепельно-седого до тяжкого свинцового и тускло-стального. А как величаво клубилась нависшая хмарь, пугая снегом — и рождая чисто ребячий восторг!
Я посмотрел на Инну, и невинный васильковый взгляд навстречу, брошенный из-за трепетавшей на ветру пшеничной челки, согрел меня и помиловал.
— Что? — неуверенно спросила девушка, отмахивая прядь. — Растрепа, да?
Утопая в приливе нежности, я пришатнулся к ней, касаясь губами мягонького ушка:
— Люблю тебя!
— Тише, ты! — шикнула Хорошистка, заметываясь румянцем. Покосилась вокруг, и ответно качнулась ко мне, опаляя ухо шепотом: — И я тебя!
К гаражам мы выбрались по короткой дороге — через футбольное поле, и всю натоптанную диагональ я не шел, а плыл. Что со мной? Почему меня то сомнения морозят, то я снова температурю — и грежу в амурной горячке?
Для третьей стороны любовный треугольник — это угол. Я сам себя туда загнал, по собственному желанию, и вот, мечусь между Инной и Ритой. А тянет к обеим… Или к одной? К какой из?..
— Ну, ничё себе! — заголосил Изя, обрывая мои покаянные думки.
У школьных гаражей выстроились в ряд четыре легковушки нездешних форм. На левом фланге переливался мой зеленый «Иж», справа пластался еще один пикап, салатового цвета «Волга», посередке красовались ярко-красные «Жигули» странного вида, обвешанные противотуманками, затейливыми зеркалами, даже лебедкой, а с краю блестел черным лаком «Запорожец» с небывалым кузовом «универсал».
Ромуальдыч, Эдик и Володя Кирш суетились вокруг машин, то в салон просовываясь, то под капот руки запуская, то громыхая приспособами в багажниках.
— Арсений, наш пламенный! — бодро поздоровался Иван Васильевич, бестрепетно впечатывая розовую, как у младенца, ладонь в мощную пятерню Вайткуса, вымазанную солидолом. — Готовность номер один?
— Да куда там! — махнул рукой Ромуальдыч. — Работы — море! Привет, Миша. Всем привет!
— Здрасте, Арсений Ромуальдович! — ответил класс вразнобой.
— Вот! — Гришко встрепенулся и жестом экскурсовода обвел линейку машин. — До чего не допер автопром, а народ довел до ума! «Иж» и «Волга» — пикапы с двойными кабинами. «Жигули» вагонной компоновки… Видите? Салон как бы съехал до середины капота… Володя, удиви меня. Скажи, что движок вы поставили поперек!
— Так точно, Василий Иваныч! — рассмеялся Кирш. — Тут главное — передний привод. Мучаемся с ним…
— И салон как бы вырос, — примерился Зенков, склоняясь. — Нет, правда! Можно спокойно ноги вытянуть!
— Можно, можно! — поддакнула Маша, приседая, чтобы лучше видеть.
— Законно… — заценила Светлана. — Вельми понеже…
— Эдик, твой «Зэп»? — прищурился я в наклоне.
— Мой! — горделиво расплылся Привалов. — Дедушкино наследство. Присобачил фрагмент крыши от точно такого же «ушастого», и — вот. Зато теперь аж два багажника!
— Законно! — выдохнула Света. — А можно посидеть?
— Залезай!
— Житие мое… — закряхтела девушка, тискаясь в малолитражке.