Новый расклад в Покерхаузе

– Сорок пять лет, – эхом повторил Каррингтон. – Поразительно.

Кухмистер поднял кустистые брови. Он не находил в этом ничего поразительного.

– А теперь вы на пенсии? – гнул свое Каррингтон.

Кухмистер посасывал трубку и не отвечал. Журналист глотнул еще пива и сменил тему.

– Посносили старые пивные. Кинг-стрит уже не та. Студенты небось пивные марафоны больше не устраивают?

Кухмистер покачал головой.

– Их было четырнадцать. И в каждой надо было принять по кружке. За полчаса. Не так-то просто. – Он снова замолчал.

Каррингтон понял его настроение. Уходят старые времена, а вместе с ними и время старшего привратника. Поэтому-то старик так мрачен. Но только ли поэтому? Каррингтон зашел с другой стороны.

– Но Покерхаус не меняется.

Кухмистер стал мрачнее тучи.

– Еще как меняется. Так меняется, что… – Он сложил губы, как будто хотел плюнуть на пол, но вместо этого отвернулся и понюхал свою трубку.

– Вы о новом Ректоре?

– И его шайке. Женщины в колледже. Самообслуживание в столовой. А прислуга, которая жизнь отдала Покерхаусу! Ее вышвыривают на улицу. – Кухмистер допил пиво и грохнул кружкой об стол.

Каррингтон сидел тихо-тихо, как хищник в засаде.

Кухмистер снова раскурил трубку и выпустил облако дыма.

– Сорок пять лет я был привратником, – опять заговорил он. – Это же целая жизнь, правда? – Каррингтон торжественно кивнул. – Я торчал в привратницкой, а жизнь проходила мимо. Мальчишками мы поджидали, бывало, у костела кэбы молодых джентльменов. Они ехали со станции. «Давайте поднесу вещи, сэр», – и бежишь рядом с лошадьми всю дорогу до колледжа, а потом тащишь сундуки в комнаты. За шесть пенсов. Вот так. Пробежишь милю. Поднесешь сундуки. Заработаешь шесть пенсов. – Кухмистер улыбнулся, вспомнив былое.

Каррингтону показалось, что воодушевление привратника прошло. Определенно, он живет не только воспоминаниями. Кухмистер чем-то раздосадован. Нечто подобное испытывал и Каррингтон. Ведь его обидели те же люди. Это их проклятое высокомерие! Эта подлая снисходительность, с которой они изучают тебя, словно букашку под микроскопом. Пусть ты слаб, пусть жалок, но как они смеют! На мгновение журналист почувствовал в привратнике товарища по несчастью.

– А теперь они преспокойно извещают вас об увольнении? – спросил он.

– Кто сказал? – ощетинился Кухмистер.

Каррингтон завилял: – Штат сокращают… Вы говорили что-то такое…

– Не имеют права, – почти про себя заговорил Кухмистер. – Не случилось бы такого при лорде Вурфорде.

– В мое время колледж пользовался отличной репутацией у прислуги, – поддакнул Каррингтон.

Кухмистер внимательно взглянул на него.

– Да, сэр. В Покерхауре всегда поступали по совести.

– Это я и имел в виду. – Каррингтон напустил на себя важность. По-видимому, это необходимо, чтобы войти в доверие к Кухмистеру.

– Лорду Вурфорду такое и в голову бы не пришло. Он прислугу жаловал. Оставил мне по завещанию тысячу фунтов, – продолжал Кухмистер, – я их и предложил Казначею. Чтобы помочь колледжу в беде. А он нос воротит. Представляете? Взял да и отказался.

– Вы предложили ему тысячу фунтов, чтобы помочь колледжу? – переспросил Каррингтон.

Кухмистер кивнул:

– Ну да. А он мне: «Что вы, что вы, не возьму». Да тут же меня и уволил. Представляете?

Представлял Каррингтон или не представлял – не суть важно. Но история – первый сорт!

– А еще и Райдер-стрит продают, – добавил Кухмистер.

– Райдер-стрит?

– Где все слуги живут. Всех нас выгоняют.

– Выгоняют вас? Не может быть!

– Может. Повара, старшего садовника, Артура, всех.

Каррингтон допил пиво и принес еще пару. Вот она, та задушевинка, которую он искал. Теперь дело в шляпе.

15