Новый скандал в Богемии

– Церемония состоялась…

– Четырнадцатого апреля.

– Тогда прошло примерно шесть месяцев.

– Октябрь? Уже октябрь?! – Вилли попытался сесть под ворохом одеял, но смог только завалиться на бок, как безногий цыпленок.

Ирен подошла и непочтительным толчком привела его в прежнее положение:

– Тебе необходимо сохранять свою силу. Когда мы сегодня осуществим обмен, ты должен выглядеть тем, кем всегда и был, – монархом, который неизменно оставался собой. Разумеется, ты сможешь воспользоваться своей раной как предлогом, который объяснит некоторую физическую слабость или внутреннее смятение и забывчивость…

– Какой раной? – удивился он.

– Той самой, которую тебе нанесет мой дорогой муж Годфри во время дуэли, естественно. А откуда еще взяться у тебя ране?

– Послушай, Ирен, я не для того сбежал из жуткого подземелья, чтобы… А какое выбрали оружие?

– Пистолеты.

– …чтобы быть застреленным. Боже милостивый, Ирен, не собираешься ли ты изувечить меня, чтобы преподать мне урок?

Моя подруга склонила свою черноволосую голову, обдумывая это новое замечание, затем с сожалением покачала ею:

– Боюсь, Вилли, это невозможно устроить. Самозванец должен принять участие в дуэли, и его должны ранить. А ты займешь его место с самым заботливым образом перевязанной мисс Хаксли и мисс Тёрнпенни… рукой. Да ладно, не изображай удивление. Да какой король мог бы похвастаться таким чудесным дуэтом Флоренс Найтингейл?[35]

Король посмотрел на нас с сомнением:

– Мне кажется, твоя… верная мисс Хаксли ненавидит меня. А что до этой юной амазонки, так она крайне унизительно заставила меня принять ванну, вовсю растерев меня щеткой, а потом затолкала в кровать и насильно напоила бренди, причем такими быстрыми темпами, что я и насладиться им не успел.

– Не в твоем положении сейчас наслаждаться, Вилли, – отрезала Ирен.

– Ты обращаешься со мной неподобающим образом, – пожаловался король.

– И буду продолжать в том же духе, пока мы не закончим все дела. Пока твой трон снова не вернется к тебе, ты – мой подданный, помнишь, Вилли?

– Расскажи мне свой план.

– Тебе нужно знать только вот что: самозванец и Годфри с пистолетами встречаются сегодня утром. Я буду сопровождать Годфри. Нелл и Аллегра приедут позже в отдельной карете вместе с тобой. Татьяна организует, чтобы самозванца ранили, хотя она, конечно, предпочла бы его убить.

– Я тоже! Нельзя оставлять этого человека в живых и давать ему возможность снова угрожать моему престолу.

– Заговорщики с ним покончили. В этом заговоре уже и так достаточно людей погибло, включая двух ни в чем не повинных девушек в Париже. Я не оставлю на своей совести еще один труп.

Король изобразил царственно недовольную гримасу, но ничего не сказал. Ему не хотелось снова нарываться на пояснения Ирен, кто в данной ситуации владеет преимуществом.

– Кстати говоря, – добавила Ирен, – а что стало с той запутавшейся девушкой, которую уговорили отравить твоего отца?

Король моргнул:

– Я не знаю.

– Не знаешь? Ее схватила и увела твоя стража!

– Тогда, если начальник стражи не приказал ее убить, она гниет где-нибудь в подземелье под Пражским замком.

– Ты не знаешь? – повторила Ирен с удивлением, которое очень плохо скрывало презрение.

Он пожал плечами:

– Семья не хотела устраивать публичную казнь. Скорее всего, девчонку так или иначе похоронили. Не знаю точно, каким конкретно способом. Она же все-таки убила моего отца.

– А я обнаружила, что это было именно убийство! – отрезала Ирен. – Если бы не я, всех членов семейства фон Ормштейн могли бы убрать друг за другом, как гнилые фрукты с дерева.

– Да, ты проявила смекалку, и тебе повезло, – признал король. – Я выразил тебе свою благодарность. Что еще тебе нужно?

Мне редко удается видеть, как Ирен теряет дар речи, но именно это произошло с ней в свете царственно-глухого безразличия к судьбам и благополучию других людей.

– Увидишь, Вилли, – наконец произнесла она так тихо, что ему пришлось наклониться вперед на своих подушках, чтобы расслышать. – Если хочешь вернуть свой трон, тебе придется делать то, что я скажу, – сейчас и в ближайшем будущем.

– Так ты останешься в Богемии и будешь через меня править страной? – спросил он горько и с чуть большим интересом.

Ирен в ответ рассмеялась так, как умеет только она, – полностью отдаваясь веселью. Я никогда не видела человека, для которого смех был бы таким же сильным и совершенно невинным эмоциональным выбросом. Ее смех звучал столь же чудесно, как нежное течение какой-нибудь арии, только абсолютно естественно и без всяких репетиций.

– О нет… нет, Вилли, у меня нет никакого желания править страной – ни через тебя, ни через твой труп. Разве ты не видишь, сколько проблем наделало стремление к власти даже в этой крохотной, величиной с носовой платок, стране? Подумай, сколько зла оно приносит во всем мире! Когда-то ты мечтал, чтобы я стала твоей любовницей и жила в далеком уединенном замке. Сейчас ты хочешь, чтобы я стала силой, с которой считались бы, и всегда находилась поблизости, как и полагается любой закулисной фигуре. Ни та, ни другая роль не стоит свеч. И твой трон тоже не стоит.