Новый скандал в Богемии

Свою первую смену в мастерской я решила начать с работы над нижним бельем, с того, что не видно снаружи, а к верхней одежде перейти позже, когда стану более уверенной в своих силах. Я вышивала кружевную белую муслиновую сорочку и обнаружила, что тельце куклы сделано в точности как в жизни. Такое вопиющее сходство показалось мне богохульством. Я вспомнила легенды о Големе и о гомункулах, которых создавали колдуны, и о запрещенных средневековых экспериментах и павших идолах, и даже о примитивной магии. Возможно, Берту убили из-за того, что ее работа слишком напоминала идолопоклонничество? Или ножницы, которыми ее закололи, послужили аналогом иглы, пронзающей магические фигурки в дикарских ритуалах?

Мастерская оказалась не лучшим местом для размышлений. Тут трудились по двенадцать часов в день, не поднимая головы, пока от усталости не начинали втыкать иголку в собственные пальцы.

Шьет – шьет – шьет,
В грязи, в нищете, голодна,
И жалобно горькую песню поет –
Поет о рубашке она.

Однако работать мне приходилось вовсе не с суровым рубашечным полотном. Грубые руки фабричных швей не справились бы с шелком, атласом и бархатом, которые легко скользили в моих пальцах. Хоть у меня болели спина и шея, моя песенка звучала бы куда веселее, чем у труженицы из поэмы Гуда: в мастерских было чисто, а от меня требовалось гораздо большее, чем просто ровный шов.

Мадам Галлатен, надзирательница, о которой я уже говорила, принесла мне крохотную одежду и эскизы вышивки. Другие девушки выкроили и сметали миниатюрные юбки и лифы, а я должна была выполнить на них узоры бисером.

Я надела пенсне, чтобы как следует изучить сложные рисунки.

– Сначала надо приколоть бумагу с рисунком к ткани, мадемуазель Аксли, – пояснила начальница.

Я сразу вспомнила Божественную Сару – та тоже вечно пропускала начальную «Х» в моей фамилии. Мадам Галлатен заметила, что я тревожно съежилась, но приняла мою реакцию за страх перед работой.

– Это не так сложно, – продолжила она более суровым тоном. – У родственницы месье Ворта, конечно, быстрые пальцы, не говоря уж о сообразительности.

Она побарабанила пальцами по столу. У нее были острые черты лица; черные как смоль волосы она безжалостно стянула в тугой узел, который красовался у нее на макушке, словно злобный вопросительный знак.

Мадам поставила передо мной несколько стеклянных банок:

– Вы должны пришивать эти бусины, как показано на рисунке. Не отклоняйтесь от схемы, и все будет хорошо.

Вместо ответа я кивнула, чтобы избавить ее от своего ужасного французского, и принялась за работу.

Передо мной стояла полуодетая кукла, для которой я должна была вышить наряд. Ее бледное безмятежное личико было высоко поднято, а на толстых раскрашенных щечках и в изгибе рта застыло выражение дерзкого ожидания, смешанного со спокойствием посмертной восковой маски.

Крохотные пальчики были сложены в кулачок, как у ребенка, и могли держать все что угодно – веер, зеркальце, театральный бинокль, перчатки, зонтик, ридикюль. Но я никак не могла себе представить, чтобы эта хрупкая фарфоровая ручка сжимала что-нибудь тяжелое и опасное, вроде маленького пистолета Ирен.

Кукле предназначалось шелковое платье цвета слоновой кости. Рисунок на юбке и лифе нужно было богато расшить бусинами синей гаммы, от светло-голубых до темных, как небо в полночь.

Я приметала первый эскиз, продела в тонкую иглу шелковую синюю нить и пронзила тяжелый шелк юбки вместе с бумагой. Через секунду мне удалось закрепить первую бусину, и я почувствовала трепет и волнение, смешанное с удовольствием.

– Этот манекен готовят для царицы всея Руси, – прозвучал у меня над головой утробный голос мадам Галлатен. – Будьте аккуратны, – предостерегающе добавила она почти зловещим тоном.

Я вздрогнула и посмотрела на куклу, которая неподвижно таращилась на меня. В глубоких карих глазах застыл усталый, пустой взгляд, но теперь я узнала темные волосы и стройную фигурку: кукла была в точности похожа на императрицу Марию Федоровну, которую я видела в Париже считанные недели назад.

Может быть, она появилась тогда в салоне у Сары Бернар прямо после визита в модный дом Ворта? А теперь я работаю над ее куклой! Могла ли я подумать в то время, что всего несколько недель спустя буду пришивать драгоценные камни на крохотное платье, которое потом отправится в Петербург, за тысячи миль отсюда? Могла ли я предположить, что убитая девушка окажется звеном, связавшим меня с императрицей? До этого единственным человеком, которого мы обе знали, был покойный полковник Моран, выдававший себя за капитана Моргана!

Жизнь становилась все более странной.