Новый сладостный стиль

Стенли, конечно, был непомерно богаче Роджера, но и тот времени не терял, став в конце концов антрепренером большого бокса. Увы, личная жизнь у него не ахти как сложилась, да, впрочем, у кого из необузданных мужчин она ахти как складывается? Подруги сменяли одна другую, в разных городах росли дети, одни с выраженным негритюдом, другие почти белые. Горько плакала Линн Вайсаки. Муж называл ее «чемпионкой американской слезы». Стенли пришлось как-то ночь напролет утешать красавицу. В полной неразберихе, в потной атмосфере боксерских раздевалок, среди фонтанов неохлажденного шампанского, в «президентских апартаментах» бесконечных «Шератонов» и «Хилтонов», в бестолковых сделках на большие деньги проскочило время Роджера Дакуорта; так он из него и выскочил, не успев и даже не попытавшись в чем-либо разобраться. Призраки горного отеля преследовали его еще плотнее, чем его младшего друга, а ведь, может быть, он когда-то мечтал стать вот таким, каким вырос и возмужал его Бенджамен, – сильным, спокойным, убежденным сторонником американской Конституции, человеком, на которого с каждым годом все более мечтательно смотрит далеко не худшая девушка Мэриленда, Роуз Мороуз.

6. Возвращаемся к «бабушкам»

Печальное это воспоминание заняло у нас не менее трех страниц, а между тем оно промелькнуло в памяти Стенли, как вспыхнувшее, проплывшее и тут же погасшее перо павлина. Он хотел было продолжить свое выступление, чтобы очертить возможное приложение сил каждого из присутствующих, когда вдруг со стуком распахнулись двери отдельного кабинета. Сначала из основного зала долетела песня «С одесского кичмана сбежали два уркана», потом ворвались запахи разгулявшейся толпы, пот, чеснок, жир, духи «Элизабет Тейлор», и, наконец, все увидели стоявшего в дверях человека небольшого роста в черном, несколько старомодного кроя костюме, в круглой шляпе лондонского Сити и с белыми лайковыми перчатками в правой руке, которыми он нервно похлопывал по левой ладони. Сжатый рот и большие очки наводили на мысль о дуэльных пистолетах. Что еще могло оказаться в полированных ящиках цвета «бургунди», которые держали в руках два могучих спутника маленького драматического человека, не кого иного, как первого вице-президента корпорации АКББ Нормана Бламсдейла.

«Вот вы где, наконец! – воскликнул вышеназванный петушиным голосом. – Я пришел сказать, что вашим планам не суждено осуществиться! Ты, недостойный муж великолепной женщины, знай, что сессия Совета намерена лишить полномочий тебя, так называемого президента, а также твоих смехотворных креатур!» – «О мамма миа!» – вскричал тут вице-президент Арт Даппертат и стал как веером обмахиваться одним из оставшихся «средних бифштексов».

Норман выбросил вперед руку с взметнувшимися перчат-ками: «Стенли Корбах, ты недостоин носить имя нашей корпорации!»

Стенли гулко захохотал: «Взяв жену, он отбирает у меня и имя!» Он стоял теперь перед Норманом, засунув руки в карманы штанов, столь широких, что сгодились бы и Пантагрюэлю, будь на них столь ярко описанный мэтром Рабле гульфик.

Норман продолжал выкрикивать: «Мы не позволим тебе посягать на одно из величайших предприятий американского бизнеса! Ты сумасшедший! Мегаломан! Ты возомнил себя Машиахом![193] Тебе место в психушке!»

Тут рядом со Стенли воздвиглась Бернадетта.

«Пчелка моя, похоже, и тебя в этом мире обижают?» – «Ах, вот она! – взвизгнул Норман. – Воплощение ущербной эротики! Сколько он платит вам за ваши услуги? Он же не мужчина! Ему там все отрезали!» – «Интересно, – фыркнула де Люкс. – От кого же я тогда воплю, как похищенная Европа?» – «Как кто?» – опешил Бламсдейл. «Стенли трахает меня, как Зевс!» – взревела уязвленная уроженка Океании. «Не верю!» Потерявший самообладание соперник Зевса вознамерился хлестнуть Его Могущество перчатками по лицу, однако в самый последний момент, то есть перед самым носом, оскорбительный предмет туалета был перехвачен дочерью властелина.

Телохранители Нормана тут же извлекли из своих ящиков два помповых ружья. Страшное это оружие исключало мирный исход исторической встречи.

«Freedom! Dignity!»[194] – взвизгнул тут генерал Пью и, выставив вперед столь хорошо известные Алексу боевые лопаточки рук, ринулся в атаку. За ним, ломая все вокруг себя и крутя над головой несъеденные мясные лопаты «Фимми», пошла в атаку основная ударная сила нового гуманитарного фонда, Бен Дакуорт и Матт Шурофф.

В разгаре битвы Стенли оттянул Алекса в угол комнаты и показал ему старинный дагерротип в рамке с завитушками. На снимке более чем столетней давности был изображен коллектив только что открывшегося мясного храма. В центре находились два совершенно одинаковых юнца довольно нахального вида, оба в длинных фартуках и с галстуками-бабочками.

«Вот почему я тебя сюда притащил», – ухмыльнулся президент. Первой попавшейся салфеткой Алекс вытер пролившуюся какой-то эмоциональной влагой лысину: «Неужели это они?» – «Натан и Александр собственными персонами», – торжествовал Стенли.