Тель-Авив, Афины, Корфу, Венеция, вот она входит в усыпляюще элегантный зал. Легкое землетрясение проходит звоном по хрустальным бокальчикам. Престарелое население этих мест с зияющими ртами смотрит на одинокую безупречную красавицу, что идет по проходу словно призрак «тех наших лет». Она занимает столик в углу, заказывает бутылку шампанского. Метрдотель, взволнованный и серьезный, стоит рядом, задавая вопросы по меню. Он уже видел оттиск ее кредитной карточки и знает, кто она. В Средиземноморье метрдотели следят за светской хроникой и знают о жизни Корбахов и Мансуров.
Сама себе она говорила, что останавливается в этих отелях, только чтобы встряхнуться с помощью какого-нибудь вульгарного приключения с каким-нибудь плейбоистым ебарем из тех, что тут рыщут в поисках великосветской бляди. Увы, где они, эти всесокрушающие секс-конкистадоры? Ни один не тянул на ее воображение. После шампанского она признавалась себе, что ищет только Сашку, хотя вероятность встреч с ним в этих местах была равна вероятности падения метеорита вот именно в этот ресторанный зал.
В поле ей часто казалось, что она излечилась от Сашки. Трахнув в палатке какого-нибудь кудрявого мальчика, она бормотала: «Пусть испарится весь этот твой „новый сладостный стиль“! Я могу с этим справиться! Ты мне не нужен!» Странным образом всякое возвращение к цивилизации вызывало длинную череду воспоминаний об их встречах и разлуках среди стеклянных стен. Она видела ночной опустевший аэровокзал с одинокой фигуркой, бредущей ей навстречу мимо закрытых стоек и сувенирных киосков. Он еще не видит ее, но они сближаются в бесконечном, слегка искривленном коридоре того, что он называл «наше комфортабельное Чистилище». Он слышит стук ее каблучков и поднимает голову с живостью, неожиданной для такого волокущегося тела в штанах-мешках. Его лоб во всем его величии напоминает «Боинг-747» анфас. При виде бегущей к нему фигурки нижняя часть кокпита открывается в неповторимой обезьяньей улыбке. Что за внешность!
Она нередко набирала номер телефона его логова на Дюпон. Она ничего не знала о его немыслимой занятости, вдруг пришедшей после ее отъезда, и его постоянное отсутствие, сообщаемое торопливой, грамматически неправильной записью, приводило ее в бешенство. Подонок, где он пропадает? И с кем? Может быть, это одна из тех пинкертоновских нахальных сикух-бимбос?[207]
Или, может быть, он вступил в дюпоновскую «голубую дивизию»? Она была поражена и оскорблена простым фактом: он ни разу не попытался найти ее за все два года разлуки! Как они говорят в России: «с глаз долой, из сердца вон»? Банальная блядская мудрость оказывается верна.Во время своих нечастых, но продолжительных разговоров с отцом она ни разу не упомянула Алекса. Чувствуя эту нарочитость, Стенли тоже ни разу не назвал его имени. Только совсем недавно, то есть близко уже к возвращению Норы в романное пространство, он сказал мимоходом, что Алекс избран одним из вице-президентов Фонда Корбахов и что, возможно, они в недалеком будущем вместе поедут на его «великолепно разваливающуюся родину». Впрочем, он тут же прикусил язык, встретив ее враждебное молчание. Он был определенно огорчен тем, что Алекс и Нора не собираются одарить его маленьким «двойным Корбахом».
Однажды в отеле на Кипре ее вдруг пронзило острейшее чувство приближения к Алексу. Он был где-то рядом, без сомнения! Она бросилась в телефонную будку и набрала вашингтонский номер. Если он ответит, она не скажет ему ни слова, но хотя бы будет знать, что интуиция на этот раз ее подвела. Снова послышался рекординг, но тут ее пронзила еще одна ужасная мысль: пока она тыкала пальцем в кипрский телефон, Саша прошел мимо будки и испарился с концами! Она распахнула дверь и выскочила. Среднего возраста мужик в шортах и панаме отшатнулся в сторону, как будто он пытался подслушать ее разговор. Он не мог оторвать от нее изумленных глаз. Что случилось? Может, это какой-нибудь Сашкин друг? Или этот тип помнит ее портреты в газетах двухлетней давности? Собственное отражение в зеркале мелькнуло перед ней. Она была поражена своей страннейшей бледностью и еще более странным лиловым свечением в глазах.
Нет сомнения, он где-то здесь. Может быть, он сидел в баре с этим в панаме и видел ее на пляже. Может быть, он сказал этому приятелю: видишь эту женщину, я ее когда-то любил. Или что-нибудь более детальное, как они любят говорить в барах с многозначительными улыбками и усмешками в стиле хемингуэевских героев.
Она села в холле и заказала мартини. Почему не спросить в рецепции,[208]
есть ли здесь такой Алекс Корбах? Нет уж, никогда не унижусь до поисков. Сижу здесь просто потому, что здесь приятно сидеть с мартини после месяца в грязных пещерах. Конечно, мы можем столкнуться друг с другом, но это произойдет только случайно. Сиди здесь, жди случайности, закажи еще мартини.