Новый сладостный стиль

В корбаховском фонде все комнаты были залиты прекрасным электричеством. В конференц-комнате вокруг стола персон не менее двух дюжин, русские и американцы, ели тульские пряники. Управхозяйством Матт Шурофф в могучих руках вносил трехведерный самовар. Надо сказать, он в Москве не тужил о своем дальнобойном грузовике, и даже рана, нанесенная столь драматическим отдалением Бернадетты, по его выражению, хоть еще и дает о себе знать, но уже не кровоточит. Этот неисправимый байронит из американского рабочего класса был уже заново влюблен, и мы, кажется, догадываемся в кого, не правда ли?

Мы решили тут все остаться, пояснил Лестер Сквэйр. Ощущение осажденности – это ни с чем не сравнимая штука. Острее всего я испытал это в шестьдесят девятом на Коморах, в отеле «Флорида», когда к островам в темноте приближались катера Боба Динара. Теперь посмотри на эти блуждающие огни над рекой. Я уверен, что это принюхивается «Альфа».

Роуз Мороуз была неподражаема в роли осажденной американки. Думал ли кто-нибудь, что судьба так высоко занесет девушку-почтальона из Йорноверблюдского графства?! Мы беспрерывно рассылаем протесты и призывы к солидарности во все гуманитарные организации мира, рассказала она. И получаем огромное количество ответов.

«Я хочу несколько ограничить эту активность, Роуз, – сказал Алекс. – Экспроприация бумаги на нужды сопротивления. Да-да, большое спасибо». Он вдруг как сидел в кресле, так и заснул. Сказались и джетлэг после долгого перелета, и сильнейшее возбуждение, трепавшее его уже много часов. Вырубился, как сейчас говорят, или, еще точнее, «замкнул на массу». Проснулся он так, как будто просто клюнул носом. Комната между тем была пуста и темна, только в углу тлела на низком режиме американская лампа. Кто-то положил ноги АЯ на соседнее кресло. Было тихо, лишь издалека доносилась неразборчивая скороговорка какого-то средства информации. Он выбрался из кресел и подошел к окну. Несколько секунд он ничего не мог понять из того, что перед ним открылось в темно-лиловом полумраке. Момент неузнавания немедленно отразился на дыхании, он стал «тонуть» в воздухе. В панике взглянул на часы. Положение стрелок нанесло ему удар куда-то в район уха. Восемь без пяти. Вдруг осенило: да ведь не переводил еще стрелок с прилета! Тогда все встало на свои места. Я в Москве. В Москве военный путч. Гони московское время на восемь часов вперед, получается без пяти четыре утра 20 августа 1991 года. Картина мира восстановилась и даже показалась чем-то уютной, как будто канун чьего-то дня рождения и ожидается приезд «всех наших».

В небе все ползали вертолетные огоньки. Внизу на асфальте стояли большие лужи. Дождь, похоже, уже не прекращается. Народу на площади стало вроде меньше, но все равно множество. Кое-где выступали ораторы. Возле баррикадных нагромождений можно было видеть костерки. В «Белом доме» освещен целый этаж. Надеюсь, оставили для отвода глаз, а сами сидят в затемненных комнатах. Говорят, что Борис преображается в критические часы. Вяловатый мужик становится гением контратаки. Трехцветные флаги торчат повсюду. Значит, путч еще не завершился, пока я спал.

Он заторопился. Набросал в пакет оставленные на столе сандвичи и несколько банок пива. Сбежал по лестнице: лифты на этот раз стояли. Наружный воздух почему-то пахнул какой-то плавящейся гадостью, как будто гостиница «Украина» за ночь превратилась в мыловаренную фабрику. Закинув сумку через плечо, он приблизился к толпе. «Ребята, Сережу Якубовича не видели?» Ему махнули в сторону Новинского проезда. Где-то там, под аркой, командир отсыпается. Он пошел туда. Под одной из арок большого сталинского дома сидела группа в капюшонах. Навалено много рюкзаков и спортивных сумок. Из одной торчал приклад автомата.

– Ребята, вы случайно Серого не видели?

Несколько хмурых лиц повернулись к нему. Один мужик сделал жест рукой – давай, мол, проваливай!

– В чем дело? – спросил он. – Не можете ответить?

– Вали, а то жидовскую пасть порвем, – сказало одно из подкапюшонных лиц. Кто-то ухмыльнулся. Какая-то поверхность заскорузлой шерсти взбухла за спинами у мужиков и тут же опала.

– А эти с порядочным приветом, – пояснил появившийся сзади Якубович. – Монархисты. – Он был свеж, румян и белозуб, как и вчера. – Ты вовремя появился, Саша! Намечается акция!

– Странно видеть тут таких ублюдков, – сказал АЯ громко, чтоб слышали, и повторил: – Ублюдков!

Никто на него уже не смотрел, и лиц уже не было видно под капюшонами.

Для акции был подготовлен небольшой автобус. Что за акция – концептуализм? Вроде того: нормальная акция, едем на Ленгоры разлагать войска. АЯ, больше ничего не спрашивая, прыгнул внутрь. Впереди растащили для проезда кусок баррикады. Автобус, трясясь как сукин сын, выехал на мост. Боялись, что за мостом остановит патруль, но обошлось. Без приключений мимо вереницы спящих, если не сдохших танков дунули вдоль набережной в сторону «Мосфильма». Вот так же когда-то с режимных съемок возвращались, чтобы сдать отснятый материал в производство.