Новый старый год. Антиутопия

– «Все куплю», –
Сказало злато.
«Все возьму», –
Сказал булат, –

задумчиво произнес Георгий.

– Чьи это стихи? Омара Хайяма? – встрепенулся Юрий Иванович.

– Нет. Лермонтова, – ответил бывший журналист и в свою очередь спросил собеседника. – Только вот в Пентагоне наверняка найдутся такие же отчаянные головы, не желающие терпеть, подстраиваться. И тогда что? Катастрофа? – спросил австралиец.

– Мы уже и так достаточно всем уступали. Настала их пора идти на уступки. Когда они на себе испытают всю силу и мощь нашего ядерного оружия, то, поверьте, станут куда сговорчивее. Перед угрозой гибели любые бизнес-планы становятся ненужными. Помните, как в чеховских пьесах. Если в начале драмы на стене висит ружье, то в конце оно обязательно выстрелит. Человечество еще ни разу в своей многовековой истории сознательно не отказалось ни от одного достижения цивилизации. Тем более – от оружия. Главное, использовать его первыми. Пусть противник беспокоится о спасении жизни на Земле. Именно так поступили американцы с японцами в сорок пятом. И, заметьте, они выиграли. И если бы мы в свое время сбросили одну маленькую такую бомбочку на Грозный, то не было бы никакой чеченской войны, и Россия бы не потеряла десятки тысяч жизней своих парней.

Георгий смотрел в лицо партийного босса и недоумевал:

– И вы можете так спокойно говорить об этом? Ваша дочь ждет ребенка. Вы скоро станете дедушкой. Ведь всему живому может прийти конец! Неужели и впрямь был прав Нострадамус, когда предсказывал конец света на рубеже тысячелетий?

– Ну, 2000 год мы, положим, пережили, Бог даст, и этот год переживем, – заметил Селин. – А меня не надо агитировать за экологию. Лучше приберегите свои аргументы для ваших западных политиков.

Дверь отворилась, и в комнату вошла бледная как смерть Татьяна. Ее круглое белое лицо покрылось какими-то красноватыми пятнами, под ввалившимися глазами обозначились темные круги.

– Папа, ты совсем людей заговорил. Через пятнадцать минут Новый год наступит, а ты тут дискуссию развел, – умирающим голосом упрекнула она отца.

Наконец она заметила сидевшего на краю дивана в глубине комнаты Смита, выдавила из себя жалкое подобие улыбки и произнесла:

– Здравствуйте, Жора. Папа вас, наверно, утомил своими разговорами о политике? Его хлебом не корми, дай только подискутировать.

– Здравствуйте, Таня. Что вы! Мне очень приятно было пообщаться с таким эрудированным человеком, как ваш отец. Правда, по некоторым вопросам мы расходимся с ним во мнениях, но ведь в спорах рождается истина, – при этих словах Смит взглянул на Татьяниного отца.

Юрий Иванович вскочил с дивана, подбежал к дочери, взял ее под руку и спросил:

– Ты зачем встала? Врач же предписал тебе строгий постельный режим. А ну марш в кровать.

– Ну, папа, – Татьяна обиженно надула запекшиеся губы. – Ведь Новый год все-таки. Есть такая примета: как встретишь Новый год, так его и проведешь. Я не хочу проваляться целый год в постели. Я только посижу чуточку со всеми за столом, а после полуночи снова лягу.

– Как ей откажешь? – развел руками Селин. – Эх, женщины, что вы с нами, мужиками, делаете? Пойдемте, что ли, Новый год встречать.

Он махнул рукой в сторону гостиной. Веселые ринулись к выходу. Смит последовал за ними.

– Что, братва, с Новым годом! – Крутой обвел глазами толпу, обступившую стол, и добавил: – И вас тоже с праздником, дорогие сестренки! Не умею я говорить длинных и замысловатых тостов, да и не время для них сейчас. Пожелать вам могу лишь одного: чтобы наконец-то закончился этот ужас в нашей стране. Желать вам, ребята, счастья и здоровья в эту ночь у меня просто язык не поворачивается. Если кому-то повезет и он останется в живых, пусть помнит о нас и детям своим расскажет. А кому суждено погибнуть, пусть примет смерть достойно. Нет слаще и славнее кончины, чем в борьбе за свободу Родины. А вы, девчонки, постарайтесь вопреки всему выжить. Побольше детей нарожайте и воспитайте из них настоящих граждан своей страны. Дай Бог, чтобы у них получилось когда-нибудь построить нормальную человеческую жизнь. В отличие от нас. С Новым годом всех вас!

Командир отряда поднял свой бокал шампанского и с первыми ударами курантов, прозвучавшими из портативного радиоприемника, залпом осушил его. Остальные последовали его примеру. А потом на пол посыпались бокалы. Выпивки все равно больше не было. А жест был впечатляющим. К тому же – на счастье. Звон стекла, смачные поцелуи, улюлюканье и всеобщая возня заглушили гимн Советского Союза, транслирующийся по радио. Но Крутой все равно услышал ненавистную мелодию и, растолкав попавшиеся на его пути парочки, подобрался к приемнику и принялся ловить другую волну. Однако по всем каналам передавали гимн. Тогда он просто выключил радио. Выждал паузу и включил вновь. «Маяк» передавал классическую музыку.

– Это же вальс. Настоящий «Венский вальс» Штрауса, – воскликнула Катя Войцеховская. – Дядя Андрей, оставьте его, пожалуйста.