Наконец и секретарь Центрального Комитета насытился. Глубоко удовлетворенный, он отвалился от стола и, похлопывая себя по туго набитому животу, предложил:
– А не покурить ли нам, товарищи мужчины?
Тут же, как по команде, отец и сын Веселые вскочили со своих мест и почти одновременно вытащили из карманов каждый по зажигалке.
– А вы, Георгий, разве не составите нам компанию? – спросил Селин.
– Я вообще-то уже почти десять лет не курил. Только в России недавно сорвался, – признался австралиец.
– У меня есть отличные сигары. Мне их Фидель Кастро подарил, когда я был в последний раз на Кубе. Аромат – закачаешься! Соблазняйтесь быстрее. Настоящие гаванские сигары, настоящий кубинский ром и откровенная мужская беседа по душам. Что может быть лучше?
Экономка успела раньше мужчин проскользнуть в библиотеку, и когда они туда зашли, она уже подкатывала к массивному кожаному дивану, занимающему чуть ли не половину комнаты, сервировочный столик с высокой бутылкой рома, кока-колой, бокалами, льдом в серебряном ведерке и резной шкатулкой из красного дерева. В ней ровными рядками, как патроны для крупнокалиберного пулемета в патронной коробке, были уложены роскошные сигары с золотистым ободком.
Селин первым взял сигару и надрезал специальным серебряным ножичком ее кончик. Родственники тут же протянули ему зажигалки с огоньком, но Юрий Иванович, чтоб никого не обидеть, предпочел прикурить от своей фирменной Zippo.
Откинувшись на мягкие подушки и смакуя сигарный аромат, столичный вельможа обратился к Георгию:
– Что это наш иностранный гость вдруг сделался таким немногословным? На пресс-конференции в редакции вы были весьма разговорчивы.
– Польщен вашим вниманием к моей скромной персоне, – улыбнувшись, ответил Смит.
– Так уж и скромной? – Селин сделал вид, что удивился. – Полноте прибедняться, Георгий Константинович. Мы наслышаны о ваших успехах в Юго-Восточной Азии. Всегда приятно, когда даже бывшим соотечественникам удается потеснить от кормушки зарвавшихся янки, заносчивых чопорных англичан и пронырливых евреев. Значит, не лыком шиты и мы. Может и Платонов, и быстрых разумом Ньютонов российская земля рождать. Так, кажется, у Ломоносова?
– Одна только проблема: не ценят власть имущие своих граждан. Не берегут генетический потенциал нации. А наоборот, изводят его, словно задались целью вывести новый вид человека: тупого, ни к чему не стремящегося, вкалывающего за кусок хлеба от зари до зари раба. Вам удалось осуществить сокровенную мечту сантехника дяди Васи, алкоголика и вымогателя. Любил, знаете, наш дядя Вася в незабвенных восьмидесятых годах в теплое время, принявши с утра на грудь сто граммов, посидеть на лавочке перед подъездом и порассуждать «за жизнь». «Эх, будь моя воля, – всякий раз произносил он свою коронную фразу. – Я бы каждого, у кого дома полный холодильник, ставил к стенке». Дяди Васи давно нет на этом свете, умер он, горемычный, от белой горячки, но идеи его, как я вижу, живут и процветают на бескрайних просторах нашего отечества, – по-прежнему улыбаясь, спокойно произнес австралиец.
У Евгения Семеновича и Константина лица вытянулись. Как этот наглец посмел божественному Юрию Ивановичу заявить такое!
Но Селин тоже улыбнулся своему собеседнику и мягко, ненавязчиво заговорил:
– Скажите, Георгий, а что если бы в 1991 году победил ГКЧП? Если бы у наших так называемых путчистов хватило духу, как Ельцину в 93‑м, ударить из танков по Белому дому? Как китайцы усмирили с помощью силы студенческие выступления на площади Тяньаньмынь? История бы стала развиваться совсем в другом русле. Не так ли?
Не дожидаясь ответа от своего оппонента, Юрий Иванович вновь спросил его:
– Вам не знаком первый принцип Наполеона? Нет? Будучи первым консулом Французской республики, Бонапарт вернулся из египетского похода и застал свою родину погрязшей в коррупции и бандитизме. И знаете, что он тогда изрек? Лучше наказать десять невиновных, чем упустить одного виноватого. Через месяц общественный порядок во Франции был восстановлен. В 91‑м это было бы сделать значительно легче. Постреляли бы немножко, повязали кучку горлопанов – и все. А потом с сильной властью начали бы постепенно перестраивать экономику. И не нужны были бы никакие репрессии. А когда в народном хозяйстве довели дело до полного развала, до хаоса, до анархии, когда под угрозой оказалось само существование государства российского, нам ничего другого не оставалось, как позволить доведенному до крайней степени отчаяния и нищеты народу самому разобраться с обнаглевшими жуликами.
– Но сколько невинных людей пострадало?
– А сколько могло пострадать, если бы мы оказались добренькими интеллигентами?! Олигархи, чтобы обезопасить украденную у народа собственность, готовы были заварить такую кровавую кашу, какой Россия еще не знала. Мы просто опередили их.
Смит молчал и задумчиво смотрел, как причудливо извивается струйка дыма над его сигарой. Затем он твердо заявил: