Новый старый год. Антиутопия

– И я не верю, – ответил Крутой. – А что прикажешь делать? Взрывать? И чего мы этим добьемся? Убьем миллион людей.

– Понятно, что делать нечего. Они вроде бы все наши требования удовлетворили. Но не верю я им, и все тут. Понимаешь, командир, коммунисты гробят, как правило, свой народ, а вот фашисты уничтожают другие народы ради своего благополучия.

– Ну и что из этого. Подумаешь? – фыркнул Крутой. – А с какой это стати я должен переживать об иностранцах? Ведь с молчаливого согласия Европы и Америки в нашей стране пришли к власти краснопузые. А я сейчас должен входить в их положение? Не уж, увольте. Здесь я солидарен с Селиным. В первую очередь нужно думать о своих. Чужие о себе сами как-нибудь позаботятся.

– Как знаешь, – ответил Тимофей. – Но это тоже преступление, и привести оно может еще к большей кровавой бане, чем та, через которую мы прошли.

– Плевать! По мне главное, чтобы моя семья жила спокойно и в достатке. Эх, Клавдию из леса заберу, Людмилку из Сиднея обратно вызову. Чего ей на чужбине мыкаться, когда и на родине можно жить, – мечтательно произнес Андрей.

– Ну, пойдем, что ли? – спросил он у Тимофея. – А то у меня после шампанского того и гляди мочевой пузырь лопнет.

– Пойдем, командир! – согласился Харитоныч.

Дверь широко распахнулась, и они вышли из темноты в серебристых шуршащих скафандрах, как космонавты, в сверкающий тысячами электрических огней, как показалось им, отвыкшим от яркого света, широкий коридор. Лампы светили столь сильно, что партизаны невольно зажмурились, чтобы не ослепнуть.

– Принимай капитуляцию, Михалыч, – едва переступив порог, заявил Крутой.

В руке он держал пульт дистанционного управления взрывчаткой. Увидев дружески улыбающееся лицо еще нестарого, но рано поседевшего полковника и доброжелательные лица других омоновцев, не скрытые под зловещими масками, которые они обычно надевали на спецоперации, «террорист № 1 Обской области» окончательно расслабился и демонстративно вручил Ветрову пульт. Полковник тут же передал его дальше, своему заместителю и, продолжая улыбаться, крепко пожал руку Крутому, затем перешел к Тимофею и с прежней ласковой улыбкой произнес сквозь зубы:

– Получай, Иуда!

Даже профессиональный спортсмен, имеющий неплохую подготовку по дзюдо и самбо, Крутоложин не заметил, как в руке у полковника откуда ни возьмись появился штык-нож, и в какую-то сотую долю секунды главный омоновец вонзил его под сердце Харитонычу.

Крутой дернулся на помощь другу, но десятки сильных, цепких рук схватили его, подмяли.

– Вот она, царская милость! – успел прошипеть он, прежде чем провалился в темноту.

13. Шанс на спасение

Он бежал по пустынному песчаному пляжу. Набегающие с океана волны накатывались на пологий берег, пенились и нехотя уползали обратно, смывая следы его босых ног на мокром песке. Наконец он устал и упал на раскаленные кварцевые частицы. Полуденное субтропическое солнце безжалостно жарило его сверху, а песок обжигал живот. Но он с наслаждением принимал это тепло. И все не мог согреться. Вдруг он увидел, что к морю подбежал Алеша. Нахлынувшая очередная волна накрыла его с головой и увлекла за собой в водную стихию. Сын отчаянно барахтался и звал на помощь. Но он, его отец, как ни старался изо всех сил, не мог оторвать свое неожиданно налившееся свинцом тело от земли…

И тут он очнулся. Его взору открылась бесконечная корявая, грубо оштукатуренная стена, по которой, как слезы по лицу, стекали вниз крупные капли конденсата. Георгий попытался повернуться на другой бок, но дикая нечеловеческая боль пронзила его тело с ног до головы. И он вновь потерял сознание.

В следующий раз его привел в чувство острый луч света, направленный прямо ему в лицо.

– А ваши молодцы с ним не перестарались? – спросил голос, показавшийся Георгию знакомым. – Не окочурился ли часом? Посмотри.

– Не-а, – послышался вздох облегчения. – Дышит еще. Если хотите с ним поговорить, могу позвать санитара. Он вколет ему наркотик. Можно будет с ним пообщаться.

– Да уж, хотелось бы…

Оставшись наедине с заключенным, посетитель невольно принялся осматривать лежащее на рваном тюфяке окровавленное тело.

– Да что с тобой стало, Кузнец? Где же твой прежний лоск, твоя вальяжность? – присвистнув, произнес посетитель.

– Где я? – потрескавшимися губами прошептал Георгий.

– Ага, так ты меня слышишь? – обрадовался Веселый. – В тюрьме ты, горемычный. В тюрьме. А где же еще быть государственному преступнику и шпиону? Все-таки вывели тебя на чистую воду. Раскусили твою сущность. Как говорится, сколь веревочке ни виться… Эй, ты меня слышишь?

Вошли надзиратель и санитар со шприцем в руке.

– О, да вы уже и так общаетесь? – протянул тюремщик. – Может, и не стоит на него морфий переводить.

– Нет уж, любезный, уколите его. Я хочу, чтобы он до конца осознал весь ужас своего нынешнего положения, – высказался секретарь обкома.

– До суда-то он доживет? – спросил Константин Евгеньевич санитара, когда тот пытался отыскать иглой вену на руке у заключенного.