Новый учитель (СИ)

Вчера он не заметил окружение, между тем как сегодня больничная обстановка додавливала его - грязно-серые стены, резкие запах моющих средств и лекарств, понурые лица пациентов, бродивших в коридоре, наконец, вход в палату дочери. Аню устроили на койке у окна, рядом с батареей. Дочь выглядела ужасно - бледная, со сморщившимся, сделавшимся похожим на яму ртом( "Могильную яму", - пронеслось в голове Дмитрия), черно-жёлтыми синяками под глазами, заострившимся носом, впалыми щеками, неаккуратно разбросанными во все стороны пожухлыми волосами цвета осенней, умирающей травы. Она пыталась улыбаться, но улыбкаэта вызывала только жалость и боль. Пытавшийся крепиться Дмитрий сломался. Он пересёк палату, коленями упал на мытый, но всё равно нечистый пол, обхватил дочь за ноги, укрытые протёртой простынкой и куценьким одеялом, от которых прямо-таки несло цветочным ароматом отбеливателя, обнял её голени, изо всех своих немалых сил прижал крошечные ступни дочери к своей широченной груди и зарыдал.

События двухлетней давности встали перед глазами так, словно бы они произошли только вчера. Жена умирала, такая же бледная, потерянная, напуганная, а он - огромный глупый истукан - не знал, что делать, стоял и смотрел, даже реветь боялся. И вот все снова повторялось, только хуже, во сто крат хуже. Тогда уходила женщина, а теперь девочка. Она должна была жить, у неё должен был быть муж, дети, внуки, в конце-то концов. А если бы она поступила в университет, стала бы юристом, программистом, экономистом - черт его знает, кем сейчас хотят стать молодые - устроилась бы, построила карьеру, разбогатела бы, уехала куда подальше из деревни, в город, в столицу, а то и за границу, зажила бы там в своё удовольствие. Но нет, ничему этому не суждено сбыться. Она утекала от Дмитрия, казалось, ослабь хватку, и дочь выскользнет, умрет в следующую же секунду. В висках стучали молотки, душу раздирало от страха, хотелось самому умереть, чтобы не видеть гибели дочери - молодой, красивой, сильной, любимой...

Он не знал, как быть, не знал, что делать, куда податься, кого молить. Всю жизнь был атеистом, а после смерти жены в конец разуверился. Не в знахарей и ворожей, в чудеса и избавления он не верил. Потому твердо знал - дочь умрёт, это данность и ничто её не изменит, потому и рыдал, впервые жизни заливался слезами так, как никогда прежде. Всю жизнь терпел - когда его порол отец за мелкую провинность, когда старшие ребята лупили и окунали головой в сугроб, когда мать отвесила пощечину на людях - но больше терпеть не мог и не пытался. Это было унизительно, неправильно, подло по отношению к дочери, и Дмитрий всё это понимал, но ничего поделать не мог. Нужно было дать слезам волю.

В палате зашептались, некоторые больные открыто возмущались, Аня просила его успокоиться, Глеб наклонился и невнятно шептал что-то на ухо, а потом чья-то сухая костлявая рука прошлась по его волосам, цепкие пальцы подобно разъяренной змее вцепились в его ухо. Подействовало - Дмитрий оторвался от ног дочери, попытался обернуться и посмотреть, кто схватил его за ухо. Позади стояла старая санитарка, брезгливо, с укоризной смотрела на Астахова.

- Ишь ты, здоровый мужик, а разнюнился. Здесь тебе не дом плача, а больница. Иди вон-то на улицу, там и заливайся, а здесь чтоб порядок не нарушал, больных не пугал, - строго, без тени жалости потребовала она.

Астахову стало стыдно, он вытер растекшиеся по щекам слезы и кивнул.

- Простите, - прошептал он.

Санитарка ничего не сказала, только одарила его ещё одним строгим взглядом, который почему-то напомнил Дмитрию о матери, и ушла. Больные излишне торопливо вернулись к своим делам, будто бы и не рыдал только что двухметровый детина с сединой в башке. Растерянный Глеб застыл у стены и не шевелился, не зная, куда податься.

- Доченька, ты прости, это я от радости, - выдавил Астахов. - Вчера ты меня так напугала. Он ведь, доктор этот, обещал, что ты на поправку пойдёшь, а тут такое. Может с тобой такая напасть из-за Пал Андреича приключилась? Ты только скажи, я с ним поговорю, он к тебе больше не сунется, - вспомнив о Весницком, Астахов начал закипать.

Дочь снова попыталась улыбнуться, но, видимо заметив какие-то перемены в лице отца - а Дмитрию действительно стало не по себе, когда её рот-яма стал растягиваться и обнажать зубы, от чего лицо девочки становилось похожим на череп - опустила уголки губ.

- Нет, папа, не злись на него, я много передумала и поняла, он просто меня любит какой-то своей, особенной любовью, тоже заботится обо мне, как и вы. Ему непросто, очень непросто, мне даже жалко его. Поэтому не злись на Павла Андреевича, он всегда был добр ко мне.

- Не буду, доченька, не буду! - пообещал Астахов. - Главное, ты поправляйся, а я для этого сделаю всё, что требуется.

Аня поманила отца едва заметным жестом, он озадачено посмотрел на Глеба, по-прежнему стоявшего у стены, тот пожал плечами. Тогда Дмитрий подошёл ближе, наклонился над постелью дочери. Она приподнялась с подушки, ткнулась своим острым носом в его гриву и прошептала ему в ухо: