Новый век начался с понедельника

– «А он…, ебирал! И, вообще, пион! По-гречески, значит гнилой!».

– «Да он просто говно большое! Мелочный!» – не согласилась Марфа.

– «А говнецо в человеке как раз и проявляется через мелочи в его поведении!» – закончил совместную незатейливую мысль Платон.

– «И хохот у него, знаешь какой?! Гомеопатический!».

– «Гомерический, наверно?!» – уточнил Платон.

– «Да, точно, он!».

Их беседу перебил репортаж из Киева, с Майдана.

Послушав новости, Платон вдруг рассмешил мрачную Марфу возгласом:

– «Превратим Майдан в Майданек!».

Развеселившаяся, она спросила знатока Платона, удивив его:

– «А что это по радиу сейчас сказали про какое-то педеральное собрание?».

После объяснения Платона, Марфа, смеясь, сделала свой вывод:

– «Так это нашего Гаврилыча надо избрать в Педеральное собрание!».

На следующий день появился Гудин, но выглядел он неважно, был какой-то вялый и помятый. К Марфе и Платону заглянул ненадолго.

– «Что-то Гаврилыч сегодня опять какой-то смурной пришёл?! Видать опять Галя ему шиздюлей навешала?!» – довольно достоверно предположила Марфа Ивановна.

– «Наверно?» – вяло и безразлично согласился Платон.

– «Присосался чёрт к бабе-дуре!» – заключила вдруг Мышкина.

Перед обедом появился и Гудин, сразу небрежно и бесцеремонно бросивший Платону:

– «Платон! Сходи в магазин!».

– «Может мне ещё за тебя и твою Галю трахнуть?!» – резко возмутился тот такой наглости нахала.

– «Так ты ж не сможешь! У тебя…» – пытался продолжить оскорбление Платона Гудин.

– «Так она же поможет! Ей ведь не привыкать!» – ловко вывернулся Платон, нанося хаму ответный удар ниже пояса, но выше коленей.

Поняв, что с Платоном трудно состязаться в красноречии даже злословием, покрасневший Гудин быстро удалился.

– «Ох, как же меня достал этот подлец!» – чуть ли не застонал ему вслед Платон.

Марфа Ивановна согласилась с ним. Платон полез в свою сумку и достал блокнот. Полистав его, он показал Марфе стихотворение о Гаврилыче.

Марфа начала читать и тут же покатилась со смеху:

Вот из Галиной, из спальни,
Одноглазый и глухой
Выбегает Гудин Ваня,
И качает головой:

«Ах ты, мерзкая девчонка!

Не далась опять ты мне!
Сморщилась моя мошонка,
И буёк прилип к шизде!

Я не вижу и не слышу.

Что ты шепчешь в темноте?
У меня свернуло крышу,
Заложило уши мне.

Приступ от радикулита

Тазовую часть сковал.
А вот кашель от бронхита…
Чуть в подушку не сблевал.

Только палец мой умелый,

Как проктолог я скажу,
Заменил мой член не смелый.
Как могу его ввожу!

От такого поворота

Галя вдруг пришла в себя.
И под жопу, за ворота,
Прогнала совсем меня!».

Тем Гаврилыч речь закончил,

Раскрасневшийся, в слезах.
Он опять не смог, не кончил.
И остался на бобах!

– «А что значит, на бобах?» – неожиданно для Платона вопросила Марфа Ивановна.

– «Ну, это значит… без всего!».

– «Стало быть, впустую, как нищий?!».

– «Да!».

– «А, кстати о нищих! Около моего метро, в одном и том же месте, каждый день стоит старуха, примерно моего возраста, и всё время просит деньги «Подайте люди добрые на хлебушек!».

И люди ей дают! А я её как-то раз спросила: «Сколько ж ты хлеба жрёшь?!».

Её фразу почти перебил громкий голос Надежды по телефону:

– «Это Надежда Сергеевна! А Вас будет интересовать наш продукт?».