Она показала множество фотографий и, в своё время, прочитав «Папирус», рекомендовала Платону всё же посетить историческую родину его доисторических предков, подарив ему картинку «а ля папирус».
Платон с благодарностью принял подарок и вместе с другими сослуживцами с интересом посмотрел красочные фото, обещав подумать.
Во второй половине дня, после нескольких утомительных для него поездок по Москве, к входу в офис ООО «Де-ка» подошёл Иван Гаврилович Гудин. Он нёс долгожданную сдобную булочку, мечтая, наконец, вдоволь напиться чаю и отдохнуть.
Но на улице его перехватила Надежда Сергеевна, видимо пытавшаяся покормить очередную дворовую собаку.
Надежда, не поняв иронию сослуживца, в этот момент восторгалась, катающимся на спине, наверно вшивым псом:
Начальница что-то приказывала кобелю, но тот её совершенно не слушался, делая лишь то, что он считал сейчас нужным. Это злило Надежду Сергеевну. И она перешла уже почти на крик. И это была уже не любовь к собаке, а любовь к… золотому тельцу! – решил тогда Платон.
Он вдруг вспомнил, как в начале весны Надежда обнаружила под окнами их офиса громкое и отчаянное мяуканье. Она позвала Платона, чтобы именно его руками спасти бездомного котёнка. Так и получилось. Платон увидел стройную, маленькую, гладкошёрстную, буровато-полосатой окраски кошечку, которая тут же подошла к нему и, урча, стала ластиться. Он взял котёнка своей ручищей под животик и прижал к своей могучей груди, запахивая полу куртки и пряча за ней гостью в своём добром тепле.
Платон принёс кошечку в своё помещение, поставил ей довольно свободную коробку с мягкой подстилкой, а рядом – блюдечко с водой, из которого та сразу и попила. В углу на картон он положил мятую газету и обрывки бумаги для оправления животным нужды.
Посмотрев на уверенное поведение гостьи, на её разумность и повадки, Платон сразу же определился и с её именем. Она явно ему кого-то напоминала. Её нежная, решительная доверчивость, раскрывающая безграничную любовь к Платону, привела его к решению назвать кошечку Машулей.
И та почему-то сразу приняла имя. Может быть, Платон просто угадал его. По всему было видно, что кошечка хорошо воспитана и ухожена, но видимо вышла из дома и нечаянно, из любопытства, потерялась, а может её даже подбросили.
Машуля быстро освоилась и залезла на Платона, улегшись потом на его плече и шее.
Вошедший и увидевший неожиданную картину, Гудин с восторгом побежал хвалиться Надежде увиденным.
Та быстро и с любопытством вошла, и с видимой ревностью бесцеремонно сняла котёнка с насиженного плеча, унося к себе в кабинет, чтоб «поиграться». Платон промолчал, но через некоторое время пошёл посмотреть. Чувство разочарования от грубой неумелости и бесцеремонности Надежды, пытавшейся приказывать кошке (?!) и кричать на неё, вдруг сменилось у него чувством удовлетворения тем, что Машка сразу же откликнулась на его призыв и стремглав убежала прочь, на ходу оседлав надёжное плечо друга. Позже её отдали в надёжные руки.
Именно тогда Платон ещё раз убедился, что Надежда не умеет нормально общаться не только с людьми, но и с животными, во всяком случае, с кошками.
Сейчас же он убедился и в отношении собак.
Наслаждения и раздражения Надежды вскоре были неожиданно оборваны каким-то бомжем, позвавшим пса. Тот тут же вскочил на лапы и рванул на знакомый голос друга.
Тогда удивлённая и обиженная, заядлая собачница Надежда грустно резюмировала, оправдывая своё фиаско:
Гудин с Надькой тоже, похоже, одна стая?! Даже ведут себя как-то одинаково?! – довольно достоверно предположил про себя Платон.
Когда один раз, воспользовавшись паузой, Платон нечаянно влез в разговор Гудина с Надеждой с коротким вопросом, то Иван Гаврилович чуть ли не гаркнул на начальницу, пытаясь обратить её внимание снова на себя.
– «Да! Не вовремя я, пожалуй, со своим вопросом!» – решил Платон.
Но вскоре постучали в дверь. Платон, стоявший к ней ближе всех, открыл её. В образовавшийся дверной проём просунулась масляно заискивающая и характерно улыбающаяся типичная мужская физиономия с вопросом об Инне Иосифовне.
Получив отрицательный ответ, физиономия, слащаво поблагодарив, скрылась за захлопывающейся перед её любопытным носом, дверью. Платон с Гудиным понимающе переглянулись.