Арцибашев, Тунман и академик Эрнст Куник на основании того, что мадьяры называются у средневековых латинских писателей и у латинского автора Лиутпранда Турками, считают их за венгерцев. Гаммер-Пуршталь в своей «Истории Золотой Орды»[137]
признает, что Патцинакиты византийцев (печенеги русских летописцев) и кипчаки восточных писателей (то же едва ли не от славянского слова купцы) — одно и то же, да кроме того, он считает и узов, и гузов, и огузов, и туркоманов, и куманов, и кунов, и половцев, и торков — за один и тот же народ. Читатель сам видит, что разобраться тут на основании одних старинных сообщений совершенно невозможно, и я привел все это только для того, чтоб показать, что извод как турков, так и всех этих племен из азиатских степей никак не может считаться за установленный исторический факт и что предлагаемая мною западническая гипотеза имеет полное право на научную разработку.Посмотрим с этой новой точки зрения и на другие загадочные народы русских летописей и соответственных им сказаний иностранцев, руководясь нашим общим правилом, что лингвистические следы и географическая, а с ней и экономическая осмысленность имеют перевес над буквальным смыслом старинных сказаний, легко варьирующихся при переходе из уст в уста и искажающихся соответственно предвзятой тенденции переписчиков, которые всегда являлись и редакторами переписываемого документа.
Прежде всего, если мы не желаем переставлять пред-исторические народы русских летописей по географической карте, как фигурки по шахматной доске, то должны признать, что Дунай в той части, где он течет по славянским землям, назывался по-славянски Волгой, так как и самое имя болгары (в греческом произношении волгары, значит волгари). Точно так же, читая у византийцев о Херсоне, мы не должны забывать, что под этим именем не следует еще непременно подразумевать Херсонес Таврический, так как слово Херсонес по-гречески значит просто — полуостров. Кроме того, мы должны помнить, что таким именем, без особого определительного прилагательного, назывался по-гречески только Фракийский полуостров между Дарданеллами и Черным морем. Да и город Корсунь русских летописей, который будто бы захватил Киевский князь Владимир Святой в 988 году, но вернул обратно грекам, женившись на греческой царевне, действительно ли надо отсылать в Крым, в какие-то генуэзские развалины? Ведь очень недалеко от самого Киева, на реке Роси, есть и теперь город Корсунь со старинным замком внутри и с развалинами многих укреплений, как говорят, XII века.
Точно также и «Херсонская земля» Константина Багрянородного, на каком-то основании отождествляемая с Крымом, т. е. таврическим Херсонесом, когда тут нет определения Таврический, да и стоит не Херсонес, а Херсон?[138]
Я не сделал бы, конечно, ни одного из этих заключений, если б существующие теперь толкования этих и подобных им имен не привели к тому, что передвижения якобы исчезнувших затем народов стали настолько невероятны, что даже и оротодоксальные историки удивляются им, а еще хуже то, что многие летописные народы постоянно воскресали из мертвых и снова умирали ранее «всеобщего Воскресения из мертвых» и «страшного суда».
«Первое нападение Печенегов на Русь, — говорит Ипатьевская летопись[139]
, — было в 965 году». А последняя отчаянная битва с ними у Золотых ворот произошла в 1034 году. Они были разбиты на голову «тако погибоша, а ярок (остаток) их пробегоша (т. е. пропал) и до сего дня»[140]. Но вот после 32 лет они неожиданно являются снова, на Дону, в 1116 году.«В се же лето (1116 году), — говорит летопись, — бишася Половцы с Торкы и с Печенеги у Дона, и секошася два дня и две нощи, и придоша в Русь к Володимиру Торци и Печенези»[141]
. В дальнейших событиях Печенеги являются неразрывно связанными с Торками. «Прогна Володимер (в 1121 году) береньдичи из Руси, а Торци и Печенези сами бежаша»[142]. «Печенеги и Торги вместе поселились по реке Роси (западному притоку Днепра)». Но вот, наконец, и Торки в 1060 году померли «бегающе овии от зимы, друзии же голодом, иннии же мором и судом божьим, а тако бог избавил крестьян от поганых»[143].